Нобелевской премии по химии за 2011 год удостоен профессор хайфского Технионе (Политехнического института) Даниэль Шехтман за открытие квазикристаллов. С ним встретился корреспондент "РГ".
Российская газета: Свое открытие вы сделали в 1982 году, а признание пришло почти 20 лет спустя. Почему так долго пришлось ждать?
Даниэль Шехтман: Для Нобелевской премии 20 лет далеко не самый длинный срок, есть работы, которые ожидали признания намного дольше. Сейчас в науке работает огромное количество исследователей, и среди них почти невозможно выявить ученого, намного опережающего коллег. Что называется, безоговорочного, абсолютного "победителя". В принципе Нобелевской премии достоин каждый ее лауреат, но не каждый достойный такую премию получает.
РГ: Известно, что вы "шли против течения". Квазикристаллы, которые внешне вроде бы еще кристаллы, но по строению аморфные вещества, были вами выделены в новый отдельный класс тел. Против такого определения выступил один из выдающихся химиков Лайнус Полинг. Кстати, он дважды получил Нобелевскую премию: по химии в 1954 году и мира в 1970-м. Странно, что ученый такого масштаба, по сути, отвергал все исследования по квазикристаллам.
Шехтман: Лайнус Полинг был моим главным оппонентом. Он посвятил десять лет борьбе с моим открытием. Этот человек обладал огромным авторитетом. И не только в научном мире. В существование квазикристаллов он совершенно не верил, заявлял: "Нет квазикристаллов, есть квазиученые". А мне говорил: "Дани, вы несете чепуху!"
РГ: Чем объяснить столь предвзятое отношение Полинга к вашим исследованиям?
Шехтман: Никакой предвзятости и в помине не было. Просто научная позиция Полинга не допускала существование квазикристаллов. Ведь так называемый принцип цикличности организации атомов считался одним из самых незыблемых в кристаллографии, а мое открытие его нарушало. На личном уровне у меня с Полингом были прекраснейшие отношения. Не раз, оказавшись на разных конференциях, мы вместе обедали. Однажды я даже набрался смелости и прочитал ему лекцию. Обычно моя аудитория - десятки и даже сотни человек, а тут один. Но великий ученый! Однако убедить его все же не смог. Правда, наконец, понял, почему Полинг никогда не примет моих доводов. Он признался, что "лично никогда не смотрит в электронный микроскоп".
РГ: Это важный момент. Ведь ваши коллеги подчеркивают, что вы - "тот ученый, который работает руками".
Шехтман: Вспоминая Полинга, который умер в 1994 году, могу еще сказать, что примерно за полгода до смерти он предложил мне совместно написать книгу. Я согласился, но с условием: он должен признать существование квазикристаллов. Полинг улыбнулся и высказался в том смысле, что "совместную книгу пока писать рано".
РГ: Довольно жесткий и даже обидный ответ...
Шехтман: Нет. Просто Полинг никогда не кривил душой. Он говорил то, что думал. Признаюсь, мне очень хотелось, чтобы признание и премия случились еще при жизни этого великого ученого.
РГ: До 1982 года, когда впервые стали известны результаты ваших исследований, кто-нибудь догадывался, что цикличность - не единственный способ организации атомов в пространстве?
Шехтман: Трудно сказать. В то же время в средневековой Испании при власти мусульман строились минареты и мечети с апериодическим мощением. Именно так устроены квазикристаллы. Например, во дворце Альгамбра в Гранаде много орнаментов, напоминающих квазикристаллы. И в Иране тоже встречаются такие здания. То есть можно признать, что люди догадывались о строении особого рода тел, но, конечно, все это к химии никакого отношения не имело. Важный вклад в математическое понимание апериодичности внес английский математик Роджер Пенроуз, который в 1976 году нарисовал "мозаику", названную его именем.
РГ: Вы - десятый израильтянин, удостоенный Нобелевской премии, и четвертый, кто получил эту премию по химии. Не связано ли такое количество наград именно по химии с тем, что первый и четвертый президенты Израиля, Хаим Вейцман и Эфраим Кацир, по специальности тоже были химиками и внесли важный вклад в эту науку?
Шехтман: Достижения в той или иной области науки напрямую с "административным ресурсом" никак не связаны. По крайней мере, в Израиле такого не было и нет. Что же касается меня, то всю жизнь работаю в хайфском Технионе. Кроме того, являюсь профессором Университета штата Айова и сотрудником лаборатории министерства энергетики США. Но основное мое место работы - факультет материаловедения Техниона.
Я себя не могу отнести к "чистым химикам". Ведь кристаллография - междисциплинарная наука, где сходятся и химия, и физика, и математика, и материаловедение. Вообще ХХI век - это век не какой-либо отдельной науки, а их конвергенции. Единство материального мира диктует свои законы.
РГ: Вы жестко критикуете нынешнее образование и особенно в средней школе. Многих смутило ваше предложение ввести закон, по которому родители несут уголовную ответственность за образование своих детей.
Шехтман: Не хочу быть понятым привратно и поэтому поясню, что имел в виду. Я говорил об ответственности родителей за то, чтобы дети изучали основные предметы естественного и гуманитарного цикла. Если же родители желают, чтобы их чада особенно отличались в познании иудаизма, ислама или христианства, дети должны изучать их в свободное от основной учебы время. Я говорю о государственных школах, финансируемых из бюджета. Мое внимание именно к среднему образованию объясняется тем, что школа закладывает базовые знания.
РГ: И поэтому при встрече с премьер-министром Биньмином Нетаньяху вы призвали его обратить внимание именно на школу?
Шехтман: Я говорю о школьном образовании во всем мире. Во всех странах школьники изучают одни и те же физические законы, математические теоремы и химические формулы. Конечно, без знания математики - инструмента к познанию материального мира - выпускника современной школы я представить не могу. Но и зацикливаться на теоремах и формулах было бы неправильно. Необходимо создавать междисциплинарные курсы, которые с позиции гуманитарных наук знакомили бы школьников с последними достижениями науки.
И конечно, надо поднимать авторитет и статус учителя. В Сингапуре я был удивлен высокими зарплатами учителей, среди которых немало мужчин. Там на каждую учительскую вакансию претендуют девять кандидатов.