Эти демонстрации вот уже сколько лет чередой проходят перед моими глазами. И окнами тоже
Угораздило же папеньку еще в 1950-м купить кооперативную квартиру прямо в самом центре.
С тех пор я непременный свидетель всех шествий и митингов, проходящих на улице Горького, теперь - Тверской.
Больше всего, мне тогда четырехлетнему, запомнились похороны Сталина.
Неужели мы это забыли?
Отец с мамой, отправляясь на работу, строго-настрого приказали мне с няней сидеть дома и никуда не высовываться: поток людей, рвавшихся к Колонному залу, где стоял гроб с телом, все крепчал, как бы чего не вышло. Но крестная вышла со мной в переулок Садовских и выскочила на запруженную улицу Горького, схватив меня, закутанного, в охапку, и попыталась присоединиться к еще не обезумевшей тогда, как понимаю теперь, толпе, рвавшейся к Кремлю.
Думаю, не написать бы мне этих строк, не выжить в той кромешной давке, в которой сгинуло столько безвинного, пытавшегося попрощаться со Сталиным народа. Но неведомый офицер в высокой папахе, чем-то еще командовавший и что-то вроде бы направлявший в этой свалке, увидел молодую женщину с ребенком, подбежал к нам, схватил меня за башлычок и спас. В зимнюю стужу бросился на мостовую, протолкнул меня с крестной под колесами военных грузовиков уже намертво, вот уже действительно намертво, перекрывших улицу, и вытолкал в переулок. Словами, которые мне были в ту пору непонятны, наорал на няню, приказал идти домой.
И я был спасен, ибо крестная отвела меня в нашу квартиру, заперла одного на ключ, а сама снова ринулась в человеческую гущу. Отец отыскал ее лишь через несколько дней, обходя больницы, забитые ранеными. Вытащил, насколько это было возможно, вылечил, и крестная, пусть и получив вечную инвалидность, дожила до 1980-х.
Да, вот и вспомнилось, хотя и не забывалось. Не дано было тому спасителю в высокой серой папахе кануть во мрак, время от времени возникал он смутным тревожным предупреждением. Потому что мы беспощадны к себе же в наших кажущихся благородными порывах. Сидим-сидим, откровенно раскрывая рот разве что на кухне, ну уж если ринемся куда, то берегись.
Кому беречься? Нам самим? Окружающим? Власти? Осенью 1993-го, когда настала темная ночь и молодая страна под выстрелы решала, куда ей двигаться - туда или обратно, я легко добрался, промчавшись несколько кварталов, до Тверской, 13. Уже не Моссовета, еще не мэрии, где народ под неумелым руководством юных выдвиженцев нечто строил, что-то выкрикивал. Встретил много знакомых журналистов, несколько засветившихся политиканов или политиков, тучу подрастающего народа. Мы, вероятно, что-то и спасали в меру своих слабых интеллигентских сил, что-то выкрикивали. Ждали чьей-то атаки. И если бы появился хоть один даже не танк, а убогий бронетранспортер с неуравновешенным солдатиком за рулем, всем бы нам наступил полный каюк. Свершили ли мы благородное дело? Было ли это фрондерством? Или мы защитили страну от макашовцев и прочих? На все три вопроса отвечаю "да", но констатирую: как же неумелы, наивны мы были. Другие прошли этот путь в 1789-м, а мы дождались тов. Робеспьера в конце ХХ века.
Сразу после этого наступил период, когда каждое мое ночное возвращение с работы домой с улицы Правды превращалось в пытку для семьи. Драки, потасовки, люди с красными флагами и почему-то с флагами черными сливались в клубок потасовки, отчаянной схватки, бессмысленной и кровавой. Это начиналось безвременье, когда дележ нами же нажитого превращался в схватку олигархов за им чужое. И предложение регионам брать столько власти, сколько унесут. Разговоры о выпуске собственной валюты в Свердловской области и дебаты типа "А что тут такого? И пусть". Обещания взять Грозный такими малыми силами, что только диву давались, и затяжная военная кампания с жертвами, трудным миром.
Неужели мы это забыли? А я напомню, как возили круголем приезжавших в Москву иностранных теннисистов на Кубок Кремля, чтоб, не дай бог, не попались им на глаза наши драки, демонстрации, суровые марши.
В поисках адреналина
Так что? Не маршировать? Опять тихое бу-бу-бу по кухням? А как же в странах, где демократия еще с XVIII века? Ведь как они ловко маршируют и выкрикивают? Но тут-то как раз могу кое-что рассказать и я. Манифестации - манифы - они действительно будоражат. Вот где адреналин, вот где мороз по коже. И лозунги левых или ультралевых так понятны, так завораживают. Кажутся такими реальными, осуществимыми, хотя никогда, хорошо, почти никогда, если даже власти кивают головами, не сбываются.
Я 5 лет наблюдал за этими народными волеизъявлениями, выпусками пара, который дают выпускать в Париже или в свободолюбивом шотландском Глазго. Однажды так увлекся, что присоединился к толпе, примкнул, может, что-то и кричал, поддавшись общему, нет, не психозу, а чувству единения. Но вскоре был вытащен из хорошо организованного и отнюдь не стихийного шествия. Сначала ко мне подошел один из организаторов и убедился, что я не свой. За ним полицейский: "Месье, вы, кажется, иностранец? Позвольте документы". И убедившись, что не ошибся, прочитал вполне заслуженную лекцию: манифестация разрешена для работников французской фармацевтической отрасли, а вы - не француз и уж точно не фармацевт.
Но у нас, дома, - мы хозяева или нет? Что, не правы были те, кто выходил против власти до декабря 1999-го? Кто стучал касками? Кто не принимал олигархического засилья? Кто не понимал, как можно было обещать, что дефолта не будет и допустить его во всем неприкрашенном виде?
А знаете ли вы, что сменившие старую власть в приватных разговорах между собой соглашались: еще несколько месяцев такого вот "правления", и страна разобьется на кусочки, которые уж точно никогда-никогда не собрать.
Пришли новые люди. И медленно, словно выбираясь из засасывающего всех и вся болота, возвращалось дыхание. Давайте так, спокойно, без лишних слов и ссылок на подорожавшую кормилицу нефть: стало ли лучше? "Да" или "нет"? Да. В этом "да" не только демократия, но и определенное, согласен, определенное, улучшение жизни. В нем если и не прекращение, то явное стремление к подавлению криминального беспредела. Здесь и определенное уважение со стороны далеких стран, в 1990-х почитавших нас за бессловесных. В "да" и окончание эпохи народного бунта.
Чуть помедленнее, кони
Митинги рядом с моим домом нет, не прекратились, но из хаотично-беспощадных превратились в цивилизованные. Люди пользовались неотъемлемым конституционным правом на протест. Разве нам все удалось? Мы что, усмирили взяточников? Или победили коррупцию? Аль, может, зажили лучше, чем в Западной Европе? Есть еще много чего за что бороться. За 150 км от Москвы и Питера жизнь идет совсем другая.
Да и по ЕС прокатилась волна недовольства. И какого! А в Штатах ситуация иногда видится прямо р-р-р-еволюционной. И выходят, протестуют, захватывают. Народ устал от невыполненных обещаний. Весь мир, к которому мы, теперь железный занавес прорвавшие, тоже имеем честь относиться, то ль в кризисе, то ль в стагнации. Тут еще как заорешь.
И лица политиков все те же. Десятилетие пролетело, а они неизменны. Значит, если по нашенской да по логике, то вот и найдены виноватые.
И подброшенная идея о фальсификациях на выборах запала в некоторые души. Раздуваемая, она совпала с настроем недовольства. Снова выплеснулась на улицу. И вот опять у моего дома милиция, которую теперь кличут полицией, в касках прямо из фантастических фильмов. Толпа. Толкотня. Автобусы с задержанными. Перебранка.
А что власть? Она, несколько отвыкшая за 10 лет от подобных проявлений, такого не ждала: "Как, за что? Ведь стало лучше!" Неудачный жест, неловкая шутка вызывают озлобление разогретой толпы.
Сегодня протестуют и те, кто никогда не выходил на улицу, потому что не видел по-настоящему плохого, гораздо худшего. Это новое поколение, подросшее за десять относительно благополучных лет. Подросшее, но в силу возраста своего не выросшее до понимания, что мир сейчас в тяжелейшем положении, и потому мы, с ним срастающиеся, тоже в тяжелом. Ждать? К этому не привыкли. Или отвыкли. Еще не расселись как следует депутаты, еще предстоят президентские выборы, а терпения ждать - никакого. Хочется только сегодня, сразу и сейчас. И потому вырывается наружу строптивое нетерпение.
Можно быть против. Но зашкалит это "против" за черту цивилизованного, прорвется через край, и снова мы загремим в прошлое. Тут всем - и кто протестует, и кто сдерживает - надо взять паузу, перевести дыхание. Задуматься.
Богатая российская история известна скоропалительностью решений. Припомним октябрь 1917-го, когда надо было обязательно сегодня, ибо завтра будет поздно. То завтра затянулось на столько лет...