Тарин Саймон, хрупкая молодая женщина, делает то, что удастся не всякому Джеймс Бонду. Она получает доступ в самые закрытые места, фотографирует объекты, находящиеся там, и показывает публике.
Ее выставки проходили в крупнейших музеях мира. В Московском доме фотографии выставлены сразу три ее известных проекта: "Невиновные", "Контрабанда", "Американский каталог спрятанного и неизвестного"...
Это правда, что только две институции не разрешили вам доступ для съемки: Белый дом и компания Уолта Диснея?
Тарин Саймон: Отказ, который прислала компания Диснея, был настолько впечатляющ, что я его выставила в качестве экспоната. Просто поэма, которая позволяет услышать голос персонажа из очень закрытой корпорации. Он сообщает, что в наши жестокие времена публике нужен мир сказки, в котором она могла бы укрыться, поэтому так важно сохранить в неприкосновенности фантазийный мир Диснея. Это была чудесная демонстрация как раз того, что я исследовала в своих работах. А именно: создания иллюзии как способа манипуляции, границы между фантазией и реальностью...
На самом деле была еще одна неудача. В Америке я пыталась получить разрешение на съемку в фермерских хозяйствах, которые занимаются поставками нерожденных поросят в научные лаборатории. И не смогла найти ни одного фермера, который позволил бы снимать на такой ферме.
Зато Вы фотографировали в секретных биолабораториях, в хранилищах радиоактивных отходов, в штаб-квартире ЦРУ и Дворце революции Фиделя Кастро... Сняли даже флакон с живым вирусом СПИДа. Я говорю о проекте "Американский каталог спрятанного и незнакомого". У вас есть тайный код доступа к секретам?
Саймон: Нет, конечно. Думаю, многие разрешали мне съемку, потому что я показывала свои предыдущие работы. У меня нет редакторского задания, нет потаенной цели, я не политизирую проблемы... Мои проекты об интерпретации и переводе, но я сама не занимаюсь ни тем, ни другим. Конечно, элемент интерпретации есть во всем, что делается. Но я всегда работаю с поднятым забралом, если так можно выразиться. Люди это ценят.
Репортерские хитрости Вас не прельщают?
Саймон: Да нет же. Смысл не в том, чтобы тайком "подглядеть" тайну. Смысл как раз в том, чтобы увидеть и обозначить границы доступа для непривилегированных, обычных граждан. Суть в том, что я, будучи частным лицом, женщиной, смогла реализовать такой проект. Вы легко можете вообразить ситуации и страны, где это было бы просто нереально.
"Американский каталог..." заставляет вспомнить "Хазарский словарь" Милорада Павича. Он случайно не повлиял на Вас?
Саймон: Нет.
Ваши произведения предполагают весьма основательные исследования. Но человек не может быть экспертом во всех областях: медицине, экономике, физике...
Саймон: Это как раз ключевая точка, из которой вырастают мои работы. Есть разрыв между знанием экспертов и неведением публики. Он влечет за собой ограничения доступа "профанов" к информации. Все равно ничего не поймут. Соответственно, и решения отдаются в руки знатоков. Вроде как все правильно. Но проблема в том, что принятые экспертами решения оказывают важными для жизни едва ли не каждого. Проект "Американский каталог..." дал мне возможность углубиться в чужие области знания, где я не являюсь профи, но которые я хочу видеть и о которых я хочу размышлять. Это мой способ противостоять разделению на профанов и экспертов.
Вы действительно думаете, что можно стереть эту границу?
Саймон: Нет. Властные структуры и экспертное сообщества, неважно - иллюзорные или реальные, всегда будут существовать. Хотя они сегодня меняют форму, и вовсе не так просто выяснить, где именно локализуется власть в данный момент. Сейчас ситуация меняется из-за появления интернета и новых способов коммуникации, дистирибьюции информации. В глобальном мире одни границы растворяются, другие возникают. И эти пограничные территории гораздо более неопределенные, расплывчатые, чем раньше.
Разумеется, речь не идет об отказе от мнения специалистов. Конечно, я опиралась на физиков, когда выясняла, что такое эффект Черенкова при радиации. Вместе мы искали язык, на котором можно рассказать об этом публике. Естественно, я перелопачиваю еще и массу источников - при том, что работаю с проблемами перевода и манипуляции, я сама могу оказаться объектом манипуляции. Чего не хотелось бы.
Отправной точкой проекта "Невиновные" послужил материал, который вы делали для "Нью-Йорк Таймс Магазин". Фотожурналистика и искусство для Вас связаны?
Саймон: Нет. Мы любим все разложить по полочкам, приклеить ярлыки на все-все. Для меня моя работа существует вне этикеток. Я стараюсь избежать попадания в категорийный "ящичек". Меня интересуют те качества образа, которые используются в литературе, искусстве, документалистике для "соблазнения" читателей или зрителей. Я работаю на стыке искусства и науки, эстетики и психологии, философии. Задача - столкнуть разные точки зрения.
Да, но при этом в проекте "Контрабанда" предметы, изъятые на таможне в аэропорту им. Дж. Кеннеди, сняты на белом фоне, композиции выверены. И трудно отделать от мысли, что проект отсылает к минималистской эстетике.
Саймон: "Контрабанда", конечно, отсылает к минимализму. Но это только одна сторона вопроса. Другая связана с тем, что, оказывается, больше всего среди конфиската не пистолетов и героина, а подделок под известные брэнды. Эти бесконечные сумки под "Шанель", сигареты под "Мальборо" и прочего. То есть это копии брэндов, несущие угрозу прежде всего экономической стабильности. Я хотела с помощью фотографий сделать копии копий. Товары не могут войти на территорию США, но их фотографии - могут. Кроме того, выставляя их, я вводила фотографии в другую экономику - искусства. Я показывала их в боксах, вроде тех, в которых демонстрируют драгоценности. Поэтому работа еще и о круговороте экономических ценностей.
Работа над каким проектом была наиболее эмоциональна для Вас?
Саймон: Знаете, я всегда отказываюсь говорить об эмоциональном опыте. Я намеренно оставляю его вне рамок работы. Я пытаюсь, наоборот, не привносить эмоциональность в фото. Для меня это как раз то, что утверждает власть поп-культуры, развлечений, интерпретаций.
Иначе говоря, это как раз те технологии манипуляции...
Саймон: ...в которых я не хочу участвовать. Я создаю дискомфорт, неловкость, прямоту дистанции между объектом и зрителем. И тем самым подчеркиваю, что сама в той же позиции, что он. У меня нет привилегий. Мы все равны в этом промежутке между пониманием и незнанием.
Но физически самым изматывающим проектом была "Контрабанда". Я с помощниками снимала целую неделю в аэропорту. Каждый конфискованный таможней предмет. Спать удавалось только между 4 и 6 утра, когда не прилетали самолеты. К концу я едва держалась на ногах, меня будили тумаком, чтобы я могла встать и сделать снимок.
Почему Вы выбрали такой большой период для съемки?
Саймон: Я хотела, чтобы это была полная рабочая неделя в Америке. Такая капсула времени. Причем повторяемость вещей была не менее мучительной, чем невозможность выспаться.
Почему Вы снимаете широкоформатной камерой?
Саймон: Может, потому, что у меня плохо получается работать с какой-нибудь другой? Мне нужно видеть заднее стекло камеры. Оно большое. Это не то, что смотреть через глазок видоискателя. Я использую его почти как холст. Работаю со студийными осветительными приборами. Это все равно, как выставить на сцену под софиты вещи, которые обычно на такое внимание не рассчитывают.
Когда вы начали снимать?
Саймон: Ну, есть моя фотография с камерой, где мне года 4. Мне кажется, я всегда снимала. Всю жизнь. Дедушка брал меня в экспедиции, где он фотографировал. Он сделал телескоп, очень интересовался съемкой звезд. Впрочем, он также снимал камни, насекомых, вообще детали "меньшего" мира. Так как мой дедушка и папа были оба фотографами, а я вертелась рядом, то тоже фотографировала. Но никогда не думала об этом как о профессии. В университете я изучала семиотику, потом искусство. И подрабатывала ассистентом фотографа. Любого, кто мог платить помощнику. Так я узнавала больше и больше об освещении и о разных способах съемки. Потом у меня появилась идея проекта "Невиновные", и я подала заявку на грант фонда Гуггенхайма. Получила грант. Бросила подработки и занялась своим проектом.
А сейчас что собираетесь делать?
Саймон: Снимать фильм.
Какой?
Саймон: Довольно странный. Можно я не буду рассказывать?