Гид-парк: В "Чайке" Бутусова у всех свой стон и своя метаморфоза

В конкурсе "Золотой маски" 8 апреля пройдет "Чайка" Юрия Бутусова (театр "Сатирикон", Москва).

Режиссер Юрий Бутусов явно настаивает на том, что театр это прежде всего - игра и судьба, а уж потом - социальное, политическое, филологическое или любое иное высказывание.

К словам героя пьесы Кости Треплева о театральной рутине, о пошлости старого театра чаще всего относились иронично. Предложив роль Треплева Тимофею Трибунцеву, нервному, хрупкому, с предельно личной, авторской интонацией, Бутусов в полной мере разделил с ним "крест" этого персонажа, его одержимость.

Страстную интонацию спектакля подогревает то, что он посвящен звезде советского кино Валентине Караваевой, которая после автокатастрофы последние 20 лет жизни играла "в затворничестве", снимая дома на любительскую камеру великие пьесы, прежде всего - монологи Нины Заречной.

В этой "Чайке" все персонажи - актеры. Полина Андреевна (Лика Нифонтова) разыгрывает свою любовь с доктором как театральный дуэт, явно примиряя на себя роль великой актрисы. Доктор Дорн (Артем Осипов), влюбленный в театр, произносит слова, столь важные для Бутусова: никакая реальность не заменяет того подъема духа, какой бывает у художников во время творчества.

Есть в бутусовской "Чайке" и своя Муза: Девушка, которая танцует (Марина Дровосекова), ворожит, шаманит, присутствует везде и в какой-то момент даже превращается в Машу. И Тригорин (Денис Суханов) здесь - такой же мученик театра, как и остальные его "страстотерпцы". Он овладевает залом, шепотом произнося слова о страхах и издерганных нервах.

Рыжеволосая уездная "оторва" Нина в исполнении Агриппины Стекловой царит в этом заколдованном царстве (если чеховская "Чайка" - это театр, то кто же еще в нем царица?). В последней сцене она появится дважды: как страдающая, трагическая Нина и как Нина - маска театрального распутства, как святая и грешная, как жертва и мучитель.

Впрочем, здесь у всех - свой стон и своя метаморфоза. Бутусов несколько раз повторяет одну и ту же сцену с разными актерами. Тригорин говорит: "Сюжет мелькнул", и трижды сюжет о погубленной провинциалке разыгрывают перед нами и Аркадина, и Треплев, и Маша. Завороженно следя за приключениями чеховских героев в "новых формах", публика оказывается в таком плотном потоке интерпретаций, что становится как бы и лишней. Место для ее собственного воображения режиссер узурпировал, точно он не "новатор" вовсе, а вполне тоталитарный художник, создавший, впрочем, одно из самых любопытных произведений московской сцены.