Поделиться
6 ноября 1942 года в 14.30 из Спасской башни выехала кавалькада черных машин. Когда первая из них поравнялась с Лобным местом, оттуда прозвучали выстрелы.
Подоспевшие чекисты открыли ответный огонь и забросали Лобное место гранатами. Вскоре раненый террорист сдался. Им оказался 33-летний ефрейтор зенитного полка ПВО Савелий Дмитриев.
Разумеется, в соответствии с бытовавшими тогда представлениями о правосудии органы сразу занялись выявлением террористической организации. Сотрудники НКВД стремительно замели множество людей, с которыми когда-либо общался Дмитриев: его сослуживцев, соседей, родственников. Схема, по которой выбивались нужные показания, была нехитрой: каждого арестованного просили назвать круг знакомых. Из этого круга произвольно выбирали лиц, казавшихся подозрительными: у кого-то была еврейская или немецкая фамилия, кто-то подкачал с происхождением.
Вскоре уже четыре десятка костоломов во главе с начальником контрразведки НКВД стряпали дело о "контрреволюционном заговоре". Его "участниками" были шофер Мартын Л., автомеханик Евгений Ш., красноармеец Александр Л. И даже брат Савелия неграмотный пекарь Христофор с далекого казахского рудника Теректы был определен в заговорщики.
- Кого конкретно вы еще вовлекали в антисоветскую группу? - спросит Христофора следователь.
Пекарь, 10 лет ничего не ведавший о своем брате, силясь угодить служивому человеку, ответит, что самогон он обычно пил с работником конного двора стариком Дементьевым, и оного старика тоже записали в члены антисоветского подполья.
Но весь фокус как раз состоял в том, что никакого заговора не было и в помине. Дмитриев действовал в одиночку - это ясно из материалов дела, которое хранится в архивах Лубянки и с которым мне довелось познакомиться. Однако признать столь очевидный факт чекисты тогда не могли хотя бы потому, что это означало для многих из них смертный приговор. Ну как простой деревенский парень смог обвести вокруг пальца всю кремлевскую охрану?
Но прежде чем ответить на этот вопрос, правильнее будет рассказать о том, что же это за человек, решивший в одиночку поквитаться с "отцом народов".
Сибиряк Савелий Дмитриев с юных лет стал ощущать себя жертвой большевистского режима. Обиды росли с каждым прожитым годом. Власть вынудила его публично через газету отречься от собственного отца, который на старости лет стал деревенским священником, что черным пятном ложилось на всех ближайших родственников. Он отказался от родителя, однако это унижение потом все время мучило Савелия. Призванный в конце 30-х годов в армию, он отличился в боях на Западе и даже был представлен к награде, но анкета подвела и теперь: орден не дали. Его исключили из комсомола, как бы подчеркивая, что поповский сын обречен до смерти носить клеймо прокаженного.
В отличие от других себе подобных, поставивших крест на собственной судьбе, он стал критически смотреть на окружающую жизнь. "Анализируя причины отступления Красной Армии, - скажет Савелий следователю, - я пришел к выводу, что крестьянство СССР лишено собственного хозяйства, ему нечего защищать, и именно потому призванные в армию крестьяне сдаются в плен".
Несмотря на полученные при задержании тяжелые раны от осколков гранат, Савелия сразу поставили "на конвейер", то есть допрашивали и днем, и ночью. При этом нещадно били, требуя все новых признаний в создании "шпионско-диверсионной сети".
Весной 43-го узник Лубянки стал жаловаться на галлюцинации: по ночам с ним якобы разговаривал Рузвельт, и сам Гитлер будто бы вел переговоры о его обмене на Белоруссию и Украину. Временами он впадал в истерику - то плакал, то смеялся. В качестве "лечебной меры" его на две недели перевели в Бутырку в камеру с подсадным агентом. Затем начальнику следственной части по особо важным делам Влодзимирскому поступает новое распоряжение: "Арестованного перевести обратно во внутреннюю тюрьму и допрашивать".
Если отбросить всю шелуху, связанную с поисками мифической "антисоветской террористической организации", то что же удалось выяснить следователям? А вот что.
Ефрейтор 1-го зенитного полка ПВО, определив источник своих бед, решил лично поквитаться со Сталиным. Он купил у вышедших из окружения солдат две гранаты-лимонки и примерился бросить их на трибуну Мавзолея во время ноябрьского парада. Но затем от этой идеи отказался.
Другой план был связан с использованием спаренной пулеметной установки на площади Маяковского, где Дмитриев иногда подменял наводчика. Имелись и запасные варианты: он, к примеру, пытался подкараулить генсека в Концертном зале имени Чайковского, где тот должен был появиться на торжественных заседаниях 8 марта и 1 мая, но почему-то не появился.
И тогда Дмитриев решился на совершенно дикий с точки зрения здравого смысла поступок. 6 ноября 1942 года он взял в казарме свою винтовку, 45 патронов к ней, надел шинель и отправился прямиком на Красную площадь. Около 13.00 миновал ГУМ, обошел храм Василия Блаженного и приблизился к Лобному месту. Заметив маячившего там агента в штатском, Дмитриев невозмутимо прошагал мимо, зашел в туалет ГУМа, покурил и опять вышел на площадь. Поднявшись по ступеням на Лобное место, закрыл за собой калитку и закрутил ее проволокой.
Спустя несколько минут к нему приблизился милиционер и спросил, что он тут делает и кем направлен. Надо отдать должное ефрейтору: ни один мускул не дрогнул на его лице. "Воинский патруль. Направлен для усиления охраны площади накануне праздничного ноябрьского парада", - отчеканил Дмитриев. Милиционер недоверчиво оглядел широкоскулого солдата и заметил, что раньше никакого патруля здесь не было. "Не могу знать", - нагло сказал на это солдат и отвернулся.
В последующие полтора часа с аналогичными вопросами к нему подходили другие люди в военной форме и в штатском, однако Савелий продолжал убедительно играть роль часового. У него спрашивали номер воинской части. "Не имею права сказать",- не моргнув глазом отвечал он. Требовали назвать фамилию командира. "Вот придет начальник караула, у него и спрашивайте".
Видимо, его уверенный вид сбил с толку милиционеров и чекистов. Окончательно они успокоились, когда часовой равнодушным взглядом проводил машину, в которой мимо Лобного места проехал "всесоюзный староста" Калинин.
Развязка наступила в 14.30. Когда из Спасских ворот выехала очередная кавалькада лимузинов, Дмитриев неожиданно вскинул винтовку и трижды выстрелил по лобовому стеклу первого автомобиля. Кстати, ехал в нем не Сталин, а Микоян. Ближайший сподвижник вождя, про которого говорили, что он благополучно пережил четырех генсеков ("от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича"), избежал даже царапины. Его машина, выйдя из-под огня, сразу умчалась прочь по Ильинке (тогда - ул. Куйбышева). Зато автомобили, следовавшие в кортеже, остановились, из них высыпали сотрудники охраны, Красная площадь огласилась громкой пальбой и взрывами гранат.
Интересно, слышал ли эти грозные звуки Сталин, кабинет которого находился в 150 метрах отсюда? И что подумал тогда он, всю жизнь так боявшийся покушений?
Допросы по делу были закончены летом 43-го. Однако - вот загадка - протокол о завершении следствия подписан только 3 августа 1950 года. Где Дмитриев находился эти 7 лет? Отчего возникла заминка с решением его участи?
25 августа 1950 года перед членами военной коллегии Верховного суда предстал изможденный старик, полуслепой, лишенный дара речи и плохо соображавший, где он находится. Спустя час после начала заседания он равнодушно выслушал смертный приговор. В тот же день приговор привели в исполнение.
Кстати
27 лет спустя, 22 января 1969 года, по такому же сценарию действовал другой террорист - младший лейтенант Виктор Ильин, который задумал совершить покушение на Брежнева. Он переоделся в милицейскую форму и, выдав себя за сотрудника милиции, встал в ряды оцепления рядом с Боровицкими воротами Кремля. При подъезде кортежа Ильин открыл огонь из двух пистолетов. Убил водителя, легко ранил находившихся в машине космонавтов.