60-летний австриец Ульрих Зайдль нам известен по эпатажным лентам "Собачья жара" и "Импорт экспорт". Действие второй, если помните, частично происходило в приюте для олигофренов. Склонный подчеркивать некую связь между своими картинами, Зайдль конкурсный фильм "Парадиз: любовь" начинает кадрами, где все те же деформированные персонажи дома печали веселятся на треке игрушечных автомобилей. И на том с ними расстанется, чтобы начать повествование о новых умственно ушибленных героях - пожилых дамах, отправившихся в секс-тур в африканский рай Кении искать последние в жизни любовные приключения.
Подобный сюжет семь лет назад использовал французский режиссер Лоран Канте в фильме "К югу", где история была построена по всем правилам драматургии - с завязкой, полосой романтических иллюзий, столкновением с суровой реальностью и трезвым осознанием несовершенств этого мира. К тому же там снималась Шарлотта Рэмплинг, которая к своим шестидесяти сохранила фантастическую форму и женский шарм. У Зайдля задача принципиально иная - он снимает беспощадный памфлет, облеченный в форму почти документальной бесстрастной фиксации. Ему нужна героиня безнадежно увядшая, распухшая и обвисшая, которая являла бы вполне безнадежный контраст с акробатическими фигурами кенийских проститутов. И он находит ее в облике актрисы Маргарет Тизель, которая играет свою Терезу достоверно и, я бы сказал, самоотверженно.
История как таковая даже не придумывалась: метод Зайдля - поместить актеров в предложенную ситуацию и фиксировать на пленку их импровизации. Собственно актриса в фильме одна (если не считать ее второстепенных товарок), а ее сексуальные партнеры взяты прямо с кенийских пляжей, где они промышляют продажной любовью. Получился почти документальный игровой фильм, который снимался несколько лет и рождался, как признается Зайдль, главным образом за монтажным столом.
Поначалу робеющая, стесняющаяся своего полураспавшегося тела Тереза постепенно входит во вкус и начинает менять партнеров, как перчатки. Ее возбуждают непривычный цвет кожи и непривычные запахи, ее пьянит навсегда утраченная ею юность. Искусные парни умело притворяются соблазненными ее прелестями, играют в любовь, а потом, разумеется, начинается форменный лохотрон: у парней срочно заболевают родственники, попадает в автокатастрофу брат, на всех близких нападают лихорадка и холера, а на все это нужно много денег, и пылкие любовники их весьма эффективно выдаивают из своей жертвы. Фильм, таким образом, состоит из преимущественно комических для стороннего глаза сцен, которые героиню повергают в жестокое разочарование: а она-то уже поверила в искренность ответных чувств! Откровенность этих сцен нарастает, незамысловатый стриптиз сменяется эпизодами, которые были бы порнографическими, если бы не были тошнотворными.
"Парадиз: любовь" стал первым фильмом трилогии, не только задуманной, но и почти завершенной режиссером. Это будут три путешествия трех дам из одной семьи. Первое мы уже видели, а еще предстоит поездка сексуально озабоченной, но тоже разбухшей дочки в лагерь для похудания, а потом паломнический вояж сильно религиозной сестрички, которая никого не способна любить, кроме Иисуса. Зная уровень выдающегося цинизма Ульриха Зайля, можно предполагать, что и в грядущих частях трилогии от пустых надежд и глупых иллюзий не останется камня на камне.
Вторая по рангу конкурсная программа Каннского фестиваля "Особый взгляд" открылась фильмом казахского режиссера Дареджана Омирбаева, снятого в основном на русском языке по мотивам "Преступления и наказания" Достоевского.
Действие перенесено в современный Казахстан. Герой, студент философского факультета, страдает от недостатка денег, убивает владельца продуктовой лавки и заодно случайную покупательницу, выгребает из кассы скудную выручку и все оставшееся время ходит, пришибленный угрызениями совести.
Сценарий Омирбаев написал сам, и это его главный просчет, потому что писать сценарии - отдельное искусство. Достоевский здесь не при чем: таких случаев с убийствами десятками передает ежедневная телехроника. А муки совести выражены главным образом лежанием героя под одеялом ничком с отсутствующим выражением лица. Если учесть, что с этим выражением лица он пребывал в течение всего фильма, угрызения тоже не показались мне достоевщиной.
Свой фильм Омирбаев начинает на съемочной площадке какого-то рекламного клипа, где герой ненароком опрокидывает на супермодель горячий чай. Супермодель оказывается женой какого-то олигарха, обещает страшно отомстить, и ее секьюрити превращают парня в отбивной бифштекс. Так что несправедливое устройство мира становится очевидным с первой сцены еще до появления Достоевского.
Никакой логической, никакой внешней или внутренней связи между этим инцидентом и убийством в продуктовой лавке нет. Наверное, нам нужно думать, что будущий убийца - жертва несправедливого мироустройства. И вот примерно таков уровень всей картины, где нет ни профессиональной драматургии, ни того, что можно было бы назвать режиссурой. Где персонажи свои мысли, как в любительских пьесах, докладывают зрителю вслух, а понятия актерской профессии не существует вовсе.
Такую картину не взял бы в свою программу ни один провинциальный фестиваль не избалованной шедеврами России. Каким образом такое кино оказывается в престижной программе Канна, остается гадать.