Во-первых, все-таки мало шансов на предельную искренность в человеческих отношениях и выматывающие всю душу вечные поиски универсальной истины, способные любую бытовую драму возвеличить до масштабов мировой трагедии, оставляла взятая за основу испанская драматургия Алехандро Касоны, хотя и переделанная Глебом Панфиловым на современный лад.
Во-вторых (это уже ближе к постановочным принципам), сами предлагаемые обстоятельства работы кинорежиссера в театре изначально заставляли принять правила игры: спектаклей в Москве, хороших или же плохих, превеликое множество. А вот киноповествования на театре, сделанные в принципиальной для данного ленкомовского случая стилистике киноязыка, - редкие исключения. Насколько счастливые - теперь уже судить не критикам, учитывая схлынувший первый премьерный ажиотаж, а зрительному залу, который демонстрирует на удивление восторженное отношение ко всему на сцене происходящему.
Глеб Панфилов условия работы на съемочной площадке перенес в театр. Он ставит не спектакль и выстраивает не мизансцены, а кадры. Актеры играют на крупных планах - на задниках развешены телеэкраны, на столах расставлены камеры, где-то к третьему - пятому спектаклю в них все уже научились безошибочно попадать и не задевать их руками. Параллельно монологи даются, конечно, и на общих планах - ну это то, что видно из зала, но главное внимание оказывается приковано именно к мониторам.
И попробуйте хоть на минуточку оторвать взгляд, например, от мимики Инны Чуриковой, понимающей сверхзадачи мужа-кинорежиссера не то что с полуслова - с полувздоха. Или же от Виктора Ракова анфас, столько проработавшего и в кино, и в театре с четой Панфилов - Чурикова, что никаких репетиционных трудностей и быть не могло. Плюс хорошие павильонные декорации (сценография Петра Окунева и Ольги Шаишмелашвили), на которых не стали экономить; ненавязчивое музыкальное сопровождение ансамбля Solo tango orquesta; интересная траектория передвижения оператора (для оправдания его присутствия на сцене что-то там придумали по сюжету, но это не столь важно). А еще назидательный мелодекламаторский финал, подчас лобовая логика диалогов, прямолинейное развитие характеров - все очень четко, ясно и без сюжетных подвохов.
О чем этот "киноспектакль" - буквально пунктиром. Потому что интерес он представляет прежде всего как сам факт межжанрового существования и обмена кинотеатральным опытом. Регулярные подобные примеры в антрепризном варианте дает Андрей Кончаловский; на заре создания "Содружества актеров Таганки" такая попытка была у Сергея Соловьева с Чеховым. Но завидным постоянством в условиях репертуарного театра отличается именно Глеб Панфилов, приходящий на выручку жене - великой актрисе (что априори похвально), как только в ее расписании образовывается малейшая пауза. Так вот на этот раз вакуум заполнился испанскими семейными проблемами.
В двух словах: в прекрасном доме с видом на море и горы в любви и согласии живут бабушка с дедушкой, сеньора и сеньор Бальбоа (их и играют Инна Чурикова и Виктор Раков). Бабушку мучит совесть - когда-то давно их единственный внук чуть ли не ребенком был изгнан из дома; дедушка из великой любви к бабушке спустя годы пишет письма от имени пропавшего внука, потом договаривается с одним молодым человеком из бюро добрых услуг и устраивает инсценировку приезда внука. Семейная идиллия оказывается под угрозой - настоящему внуку срочно потребовались большие деньги, он является собственной персоной и без малейшего желания участвовать в коллективных ролевых играх. Дальше события развиваются со стремительным перемешиванием фальшивого с настоящим, а спектакль - с вплетениями таких по-актерски тонких и высоких моментов в игре Инны Чуриковой, которые и оправдывают все испанские сюжетные хитросплетения и режиссерские приемы.
Мораль: ложь там действительно дается во спасение, что и было вынесено в название, а правда - в сущее наказание. Свет, камера, мотор, стоп, снято.