"Искусство, с которым я живу" - название выставки отражает послание, которое в нее заложено. Эта коллекция - не столько страницы истории искусства, сколько отражение судьбы самого собирателя, его интересов, вкусов друзей, которые дарили ему предметы старины. Естественно, что основу коллекции составляют произведения русского искусства, прежде всего конца ХIХ - первых десятилетий ХХ веков, когда мир открывал для себя Россию. Вслед за великими русскими романами Толстого и Достоевского, вслед за прозой и драматургией Чехова, настало время русских композиторов, живописцев, танцовщиков и хореографов, театральных новаторов, дерзких кинематографистов. Собранная в Америке и Европе, коллекция Барышникова существует в контексте русской культуры, отражая ее различные грани. Работы Н. Гончаровой, А. Бенуа, Л. Бакста, А. Яковлева и других известных художников самоценны, но интересны и имена корифеев, которые дарили их. Среди них - Джером Роббинс, Ролан Пети, Иосиф Бродский, люди, с которыми его связывало и творчество, дружба. Внимательному зрителю выставка может немало рассказать о жизни художнике, который почти за 40 лет жизни в США приобрел мировую известность.
Но не только русские художники представлены в его коллекции. Первые покупки, сделанные зимой 1975 года, через несколько месяцев после того, как он остался в Канаде во время гастролей Кировского, ныне Мариинского, театра были лишь косвенно связаны с русской культурой. Он приобрел в галерее Просцениум на улице Сены в Париже всего две работы - рисунок Жана Кокто, который еще при жизни пытался запечатлеть Сергея Дягилева, и эскизы сценографии и костюмов к "Моцартиане", созданные Кристианом Бернардом. Изысканность рисунка, видимо, всегда привлекала Барышникова, и в его коллекции выделяются замечательные работы Рауля Дюфи, Евгения Бермана и Леоноры Фини, с которой он дружил долгие годы. В изобразительном искусстве его интересует прежде всего магия движения, которую он пытается разгадать всю свою жизнь. Поэтому и статья знатока русского искусства Джона Болта, предваряющая выставочный каталог, называется "Время и движение". "Наслаждение движением" - эти слова Джона Болта раскрывают и существо творческой жизни Барышникова. Я благодарен ему за то, что он, не любящий выставлять себя напоказ , все-таки решился публично открыть результаты своего собирательства.
Уже много лет назад американцы стали называть этого русского артиста Misha, - и к имени не надо добавлять фамилии, ибо в Америке может быть только один Misha, - и это Барышников. Думаю, окончательно его американская легенда сложилась к концу 70-х, когда вместе с Лайзой Миннелли он выступил в Нью-Йорке в спектакле "Барышников на Бродвее". Боготворили его и прежде, но "вся Америка" узнала - именно тогда. Я понял это вскоре после нашего знакомства в 1986 году, - тогда я встретился с Барышниковым по рекомендации нашего общего ленинградского товарища Виктора Новикова, они дружили со студенческих лет.
После спектакля "Превращение" по рассказу Ф.Кафки, который шел в бродвейском театре имени Этель Бэрримор, где Барышников виртуозно играл Грегора Замзу, мы отправились к моим друзьям, издателям Performing Arts Journal Бонни Марранке и Гаутаму Дасгупте. Они жили в новой многоэтажке в Сохо. Когда мы подошли к лифту и нажали кнопку нужного этажа, люди увидевшие Барышникова, решили подняться с нами, но не смогли: спустившиеся в лифте жильцы тоже узнали его и тут же решили подняться с ним обратно. На лицах случайных спутников было очевидное изумление, - небожитель в их бренном мире. Они не скрывали восторга и просили о совместной фотографии. У Барышникова есть редкий дар, - он не делает вид, что ему безразличны восторги публики, но в его решительной сосредоточенности есть нечто такое, что позволяет ему держать дистанцию с окружающими, и не дает им переходить черту удаленности от объекта обожания. В его неброской и естественной манере держаться нет игры, - он может это себе позволить потому, что знает себе цену. Для того, чтобы в 32 года возглавить балетную труппу, которой до него руководил великий Баланчин, - всего через 6 лет после дебюта на американской сцене, - нужен был не просто талант танцовщика. Он, при всей своей предельной вежливости, обладает волей и бесстрашием победителя. Он отсекает все лишнее, что мешает творчеству, - и потому добивается успеха. Не надо думать, что все досталось ему по мановению волшебной палочки. За каждым успехом - огромный труд и воля. А это дано лишь избранным. Он не баловень судьбы. Он ее избранник.