Прожил Белов почти всю жизнь (а в последние годы и вовсе безвылазно) в Вологде и своей родной Тимонихе, что, понятно, под Вологдой. Можно бы завернуть эдак былинно - про землю и корни, уходящие вглубь, да это всем и так ясно. Скажу проще: вот угощал он в своей Тимонихе гостей дорогих чаем с морошкой в сахарном сиропе - и потом эти гости уезжали, а вкуса беловской морошки забыть не могли. И мир Белова им потом так и виделся - чистым и светлым, как ягода морошка.
Ну да, он был сермяжным и упертым: во что верил, от того не отступался ни за какие коврижки. Хотя дочка его, Анна, вздохнула как-то, провожая редкую заезжую журналистку (редкую - оттого, что Белов их не привечал): "Папа создал свой мир. Он так и остался в деревне Тимониха. И не хочет знать, что все вокруг изменилось".
И дочка тоже - по-своему была права. И те, кто читал Белова и не видел в нем какой-то дремучий позапрошлый век, - были правы.
В том-то и дело, что Белов был весь - в противоречиях, сомнениях, метаниях и поисках душевных. Бесхитростный и хитрованистый, разухабистый и замкнувшийся, всякий. А сила внутри какая-то, с какой стороны ни подойди, - неразгаданная.
Что за сила? В литературе "деревенщиков" ведь когда-то и обнаружили вдруг - не просто патриархальные истоки и возвращение к посконным основам нравственности. Тут, по-моему, главное - все вокруг Совести, все ею меряется, от нее исходит и к ней закручивается.
У него и любовь же в книгах такая - как костер, а совестливая, аж горло перехватывает: "Весь вечер я, как в огне, сам себя не помню, не помню, как на улицу с гармоньей ходили, как плясал - не помню. Она меня нет-нет да и обожгет глазами. Провалиться на этом месте, один этот момент и был за всю жизнь, больше такого и не бывало. Как погляжу на нее, будто меня ошпарит чем, ноги плясать просятся, а горло будто... хм".
У него и с деньгами та же проблема - вроде и без них не проживешь, да и с ними тошно: "Не их любить надо, а человека, иначе все теряет смысл и становится безнравственным".
В разные времена его записывали, бывало, то в антисемиты, то в кого-то еще, то даже в женоненавистники. А все было глупостью страшной, и он то сердился страшно, то горевал, то усмехался. Ну не укладывался он, старичок-боровичок, ни в какое прокрустово ложе. Потому как - ширше и глыбже. Хотя жизнь вроде прожил простую, не очень уж мудреную.
Родился он в октябре 1932-го в Тимонихе. Мальчишкой работал в колхозе. Учился в школе ФЗО на плотника и столяра. После армии работал в районной газете. По совету земляка, поэта Александра Яшина, поступил в Литинститут (тот самый, который теперь записали в "неэффективные"). Известность принесла ему повесть "Деревня Бердяйка". Потом были повести "Привычное дело", "Плотницкие рассказы", цикл юмористических миниатюр "Бухтины вологодские", роман "Кануны", сборник очерков "Лад" и "Дорога на Валаам"… Рядом с ним все эти годы была жена, Ольга Сергеевна, учительница русского языка и литературы.
В Тимонихе Белов восстановил Никольскую церковь - своими руками, топором и молоточком. Возле церкви - сельское кладбище. Отца его, погибшего на войне, похоронили на Смоленщине. А мать, Белова Анфиса Ивановна, лежит здесь. И сам Василий Иванович не раз говорил: "Хочу, чтобы меня похоронили здесь, а не в каком-либо другом месте".
Вот, собственно, и все короткое пояснение - отчего он писатель такой, очень русский. Надеюсь, все просто и доходчиво.
* О БИРКЕ НА ДВЕРИ У ПИСАТЕЛЯ. "Я считаю, что вообще нет такой профессии или специальности - "писатель". Мне это, не сочтите за кокетство, непонятно. У Чехова какая бирка на дверях висела? "Доктор Чехов". Лермонтов был офицером в армии. Граф Толстой в земстве служил. А когда кто-то сегодня вывешивает на воротах бирку: "Писатель такой-то", это у меня вызывает улыбку. Особенно если он в деревне живет".
* ОБ УДОВОЛЬСТВИИ И НЕОБХОДИМОСТИ. "Писателем я стал не из удовольствия, а по необходимости, слишком накипело на сердце, молчать стало невтерпёж, горечь душила".
* О ПЛОТНИЦКОЙ ЮНОСТИ. "У меня было немало всяких профессий. Начал обычным плотником, столяром. Еще в детстве с отцом и дядюшкой табуретки делал. Потом технику очень любил., Был и электромонтером, и киномехаником, в армии служил долго. После того как отслужил, пошел в Вологде на завод, плотничал, ремонтировал двери, окна. Надо же было чем-то кормиться - в семье еще трое младше меня оставались. Потом влюбился в одну вологодскую девушку. Надула она меня, и рванул я с горя к себе на родину…"
* О РАЗРУШЕНИИ ГОСУДАРСТВА. "Советская власть была создана и Лениным, и Сталиным, и даже Троцким, всеми большевиками, и государство, надо признать, было создано мощное. Может быть, самое мощное за всю русскую историю. И вот его уже нет и не будет. Я понимаю, что и я приложил руку к его уничтожению своими писаниями, своими радикальными призывами. Надо признать. Я помню, как постоянно воевал с ней. И все мои друзья-писатели. И опять мне стыдно за свою деятельность: вроде и прав был в своих словах, но государство-то разрушили. И беда пришла еще большая. Как не стыдиться?"
* О БУХТИНАХ. "Мужики, когда им писать? Им и в голову не приходит. Это я использую их бухтины. Бухтина - это сельский анекдот. Ненавижу я анекдот сальный и городской. А деревенский юмор присутствует в жизни отдельно. Частушки всю жизнь сочиняли женщины. И моя мать Анфиса тоже. И мужчины соревновались между собой, кто скажет интереснее. Это сейчас матерятся. А раньше очень хорошо люди и без мату обходились".
* О ДОЧКЕ И О ЛЮБВИ. "Анька, дочка, в меня пошла. Помнится ей, видимо, лишь первый. Больше не хочет замуж ни за кого... Вообще я про любовь ничего не хочу говорить. Ну, стыдно же, стыдно".
* О СЕКСЕ. "Дети появляются от секса и от любви. Ну я же не буду вам объяснять, почему это разные понятия. Не хочу... Когда я прочитал у Хемингуэя "они занимаются любовью", я возненавидел этого автора. Ну что такое "заниматься любовью"? Это же похабщина. Секс есть секс. Нельзя путать его с любовью. Но без него настоящая любовь не обходится. Вот про это я и говорю".
* ОБ АНТИСЕМИТИЗМЕ И СВОИХ НЕДОСТАТКАХ. "Написал книгу о композиторе Валерии Гаврилине. Хотел было публиковать, но случился у меня конфликт с его вдовой. Женат Гаврилин был на женщине, которая старше его на 15 лет. Она не разрешала даже с ним поговорить по телефону... Меня не любит и разносит всякие небылицы. Что я - антисемит. И все такое… А какой я антисемит? Но приходится оправдываться. Я свои недостатки знаю не хуже, чем они. И отнюдь от них не в восторге... Пьянство, например. Лет 15 уже не позволяю себе спиртного. И сейчас идет борьба с ним. Курить я вот дважды бросал. И бросил".
* О ЖЕНОНЕНАВИСТНИЧЕСТВЕ. "Воспитание по доктору Споку" - ну это название ироническое. Я ведь там полемизировал с русскими женщинами по поводу воспитания детей на чужой манер. Дополемизировался - прослыл женоненавистником. Какой я женоненавистник? У меня лучшие образы - мать, бабка, многие другие мои героини. Уж они-то знали, как детей растить на свой, исконно крестьянский лад".
* О ЕВРОПОЦЕНТРИЗМЕ. "Я против европоцентризма - большое это зло для души нашего народа, который испокон веку хранил свою неповторимую самобытность".
* О ДЕНЕЖНЫХ МЕШКАХ И ЦИНИКАХ. "Скверно, когда все подчинено только денежному мешку, его диктату… Модным делается цинизм - хорошо, видно, оплачен. Или внедряемая в сознание народа распущенность. И за всем этим стоит не свобода слова, как пытаются нас убедить, а деньги, и нечего здесь мудрить".
* Была у меня, правда, мысль удалиться в монастырь, как удалялся в свое время Леонтьев, да мирское, видно, не отпускает. Но молюсь ежедневно. Утром и вечером читаю "Отче наш", "Троицу"...
* О НРАВСТВЕННОМ ТУМАНЕ. "Хоть и жили мы долгое время в тумане, но все равно были нравственны. У нас не было разгула проституции, мы не романтизировали бандитизм, не поливали грязью армию, не презирали собственное государство... Сегодня, кажется, тоже начинают понимать, что без нравственной цензуры дальше жить никуда не годится".
* О СОВЕСТИ. "У каждого человека должна быть совесть. Бог-то - это и есть совесть. Я считаю, всякий чувствует; когда делает что-то плохое. Другое дело, что кто-то на свои бессовестные действия закрывает глаза, становится сам бессовестным человеком, но и у него на душе временами все одно кошки скребут.
* О РОССИИ И МИНИСТЕРСТВЕ ЧЕСТИ. "А что, разве Россия разъединена? Да, у нас отняли, скажем, Крым, и не только его. Однако, несмотря ни на что, разговоры о разногласиях в нашем народе сильно преувеличены. Мы обижены, но не разъединены. Двадцать миллионов соотечественников поневоле оказались за пределами наших границ. Разве это справедливо? А у нашей великой России недостатка в идеях нет. Они в душе народа, в его корнях. Таких, как Сергей Тимофеевич Аксаков, которого еще полтораста лет назад называли "министерством чести"".
* О РОК-МУЗЫКЕ. "Теперь весь мир захлебнулся в этой примитивной музыке. И вы только теряете время. Потому что вы не слушаете Моцарта, не слушаете Бетховена".
* О РОДНОЙ РЕЧИ. "Я родился и вырос в деревне. А впечатления детства никогда не забываются. Русский язык - мой родной. Я не пополнял свой словарный запас за счет книг. Придумывать или подыскивать слова - это ненатурально, неестественно. Русский язык - очень трудный - в школе все не изучишь, но нужно стараться всю жизнь. Случается и академики не умеют склонять числительные! Как это стыдно! Так давайте же отнесемся серьезно к нашему русскому языку".
* "Родной дом словно жалуется на старость и просит ремонта. Но я знаю, что ремонт был бы гибелью для дома: нельзя тормошить старые, задубелые кости. Всё здесь срослось и скипелось в одно целое, лучше не трогать этих сроднившихся бревен, не испытывать их испытанную временем верность друг другу.
В таких вовсе не редких случаях лучше строить новый дом бок о бок со старым, что и делали мои предки испокон веку. И никому не приходила в голову нелепая мысль до основания разломать старый дом, прежде чем начать рубить новый".
* "Так уж, видно, устроена жизнь, что чем глупее человек, тем он меньше страдает. И чем больше стремишься к ясности, тем больше разочарований. И, может быть, лучше ни до чего не докапываться? Жить счастливо обманутым? Да, но притворяться, что ли? Делать вид, что ничего не знаешь?"
* "Мне вспомнилось, как в раннем детстве я любовался работой ласточек под карнизом. Они так весело, так ловко строили свои домики над окнами, гнезда лепились одно к другому, как соты. Я много дней подряд недоумевал, из чего сделаны гнезда. Я хотел потрогать домик руками, узнать, как он сделан: уж очень загадочным, интересным казалось все снизу. Я спросил у бабки, из чего сделаны гнезда. "Из грязи", - сказала бабка. Это было до того грубо и непоэтично, что я был обижен, не поверил и до вечера ходил за бабкой следом, чтобы она помогла достать гнездо. И вот мы взяли из хмельника тонкий длинный шест. Бабка, ругаясь, достала шестом крайнее пустое гнездо и отколупнула его. Я бросился глядеть, схватил ласточкино строение и... чуть не запустил им в бабку. Гнездо действительно было слеплено из комочков грязи, скрепленных соломинками и птичьим пометом. И мне казалось тогда, что во всем виновата бабка..."