Слово "провинция" в названии выставки "Лоренцо Лотто. Ренессанс в провинции Марке. Картины из итальянских собраний" знающих этого мастера не обманет: Лотто никогда не был провинциальным мастером, хотя много работал в Ломбардии, Венето, Марке... Венецианец по рождению и художественному образованию, он попытал счастья в Риме. По крайней мере, судя по записям в книге расходов, в 1508-1509 вместе с Рафаэлем расписывал станцы в Ватикане.
Впрочем, его росписи там не сохранились. Но при том, что взаимные творческие влияния знатоки обнаруживают в работах этих двух художников Возрождения, настоящим "собеседником" Лотто был Альбрехт Дюрер. Дюрер дважды бывал в Венеции: первый раз он приехал туда в 1494, когда в его родном Нюрнберге разразилась чума, второй раз - в 1506-1508. Когда именно с ним познакомился Лоренцо Лотто, трудно сказать.
Историки считают, что их объединяют не только творческие, но и духовные поиски. Во всяком случае, судя по тому, что Лотто много лет не расставался с портретом реформатора Мартина Лютера, у художника явно были с родной эпохой Высокого Ренессанса расхождения не только эстетического свойства. Это, разумеется, не значит, что он был протестантом. Человек глубоко набожный, он, если приходилось отвечать на вопрос о вероисповедовании, писал "христианин". Из всех видов благочестия, говорят, предпочитал то, что отличает простой народ.
|
Видео: Виктор Васенин |
На полотне "Принесение во храм", одном из шести последних работ мастера, которые он создал в 1554-55 годах для Святого дома Богородицы (Santa Casa) в Лорето, ясно видно это предпочтение блеску и пафосу важных прелатов - тихого смирения и терпеливой веры простолюдинов. В пространстве огромного храма, который кажется полупустым, Марию и Иосифа, принесших сына во храм, встречают те, кто тут обычно трудятся. Старушка в темном платке, рассеянные фигуры оставшихся после богослужения. Тут нет многолюдья толпы с важными донаторами во главе. Нет праздничной яркости. Главный контраст - между светлым, в голубых и песочных тонах пространством храма и темными маленькими силуэтами людей. Речь не идет о величии и мощи человека, гимн которому складывали художники Возрождения. Наоборот, акцентируется малость, измученность людей, их страдание. Чудо встречи со Спасителем выглядит почти буднично. Казалось бы, это как раз те мотивы, что ценили немецкие художники.
Но Лотто не понадобилась их любовь к тщательно прописанным "низким" подробностям. А светлая громада храма, лишенного, кажется, вообще всяких украшений, написана так, как мог написать, наверное, только венецианец. Полотно, похоже, излучает свет, при том, что нет ни лучей, ни солнца... Странная живопись, пришедшая, кажется, из совсех других времен, когда будут ценить экспрессивность мазка и умение передать лирическое ощущение.
На выставке видно, насколько это полотно, написанное старым художником, доживающим свой век при Святом доме Богородицы, контрастирует с его более ранними работами. Не только, например, с портретом красавицы Лючины Брембати в жемчужном ожерелье, в роскошном наряде, позирующей на фоне ночного неба... Диск Луны с вписанными в него буквами оказывается шарадой с именем героини. Но при всех куртуазных шифрах, ключи к которым есть только у знатоков, запоминаются уверенная властность героини и изысканный, благородный колорит картины. Лотто, кстати, считают первым мастером психологического портрета. Но даже и в том случае, когда речь идет не о светских, а о религиозных сюжетах, очевидно, насколько разным умеет быть мастер.
Портрет "Св. Иакова странника" (1511-1513), несмотря на небольшой камерный формат, впечатляет монументальностью апостола и подробнейшим пейзажем вдали. Напротив, крупные фигуры "Ангела" и "Девы Мария" (вместе на створках алтаря они образовывали сюжет Благовещения, 1526-1527) меньше всего напоминают статуи. При этом они напрочь лишены бытовых подробностей. Если не считать тени от ангела, падающей на пол, и переменчивой игры света, подчеркивающей нежность кожи и легкость его одежд
Собственно, контрастный свет и стремительный разворот фигуры, словно влетевшей на полной скорости в непривычно тесное и темноватое для него помещение и вынужденной резко тормозить, выделывая пируэт, и создают напряженную драматургию встречи двух реальностей. Событие евангельской истории предстает как лирическая драма, в которой персонажи захвачены вихрем эмоций. Выразительность жестов тут почти кинематографического свойства. Словно все происходит так быстро, что нам остаются лишь эти два "моментальных снимка".
"Ангел" и "Дева Мария" явно перекликаются со знаменитым "Благовещением" (ок. 1528), которое Лотто написал в городе Реканати. Его нет на выставке, но репродукции есть в книгах. Там ангел появляется за спиной Девы. И на той картине лирическая драма и мистическое событие оттеняются невероятной, почти комической деталью. Кошкой, испуганно прыгающей в сторону при появлении архангела за спиной Марии! Мария, стоящая на коленях лицом к зрителям, не решается обернуться на голос ангела. Возможно, она не очень уверена, не чудится ли ей все происходящее. Но уж Мурку-то в избытке воображения не заподозришь, и ее испуг становится подтверждением реальности события. Невероятная по точности режиссура.
Этот вкус к психологической убедительности, эмоциональности, лирическому напряжению, вкупе с вниманием к деталям привычной жизни, видимо, не очень вписывались в мейнстрим эпохи, выстраивавшей свой идеал человека на фундаменте античности. Но собственно движение Лотто "поперек" ожиданий времени и делает встречу с ним приключением.