Я долго разговаривал с ним перед старым Новым годом в Тбилиси, но не добился успеха. У меня были свои резоны, у него - свои. Мы не лукавили друг с другом. И потому, что знакомы уже сорок лет, с начала 70-х годов, когда не меня одного ошеломил их с Робертом Стуруа спектакль "Мачеха Саманишвили" Д.Клдиашвили, и потому, что у меня и у Темура был свой долг перед Кириллом Юрьевичем Лавровым. Я напомнил Чхеидзе его интервью 2009 года, где он признался в любви прославленной петербургской сцене. "БДТ - это мой настоящий родной дом, иначе я бы не оставался здесь почти 20 лет. Удивительно, но уже с первого момента у меня было ощущение, будто я здесь уже работал". Хорошо бы именно на этой сцене отметить свое 70-летие в ноябре. Но Темур твердо решил вернуться в свой тбилисский дом.
Как я понимаю, в Грузию его влечет прежде всего желание прожить свою золотую осень на родине, передавая мастерство молодым режиссерам и драматургам. В этом он видит свой долг - прежде всего перед самим собой. Он надеется на понимание новой грузинской творческой молодежи. Странным образом в Петербурге. Возник некий разлад между театром, публикой и критикой, который Т. Чхеидзе не хотел преодолевать. Он шел своим путем, внутренне близким традиции БДТ, которую понимал, быть может, излишне рафинированно. Не хотел подстраиваться как под радикальный авангардизм образованной критики, так и под деградирующий консерватизм современной публики. Как моя любимая героиня из пьесы Шейлы Дилени "Вкус меда", он имел право сказать: "Я современник, я иду в ногу с самим собой".
Словом, в Тбилиси у нас был невеселый разговор. И чем больше я терял веру в собственные аргументы, тем острее понимал масштаб потери. Темур Чхеидзе - ярчайший представитель той грузинской интеллигенции, которая по-настоящему органично восприняла все богатство русской культуры и стала ее неотъемлемой частью. Судьба БДТ во второй половине ХХ века, творчество Георгия Александровича Товстоногова и его великих артистов ярчайшее тому свидетельство. Соединение петербургского классицизма и грузинского романтизма, обогащенное тончайшим пониманием основ психологического реализма, давало магические победительные творческие результаты. Но Темур Чхеидзе определил свою судьбу, как ни трудно это было ему сделать. Определить судьбу БДТ куда сложнее.
Перед нынешним Министерством культуры РФ стоит необычайно сложный вопрос: кого назначить на место, которое в разные годы занимали А.А. Блок, А. Лаврентьев, К. Тверской (ученик Вс. Э. Мейерхольда), Г. А. Товстоногов, сделавший этот театр всемирно известным, и К. Ю. Лавров, сохранявший традиции своего великого учителя и мастера? Вопрос не праздный. Ибо Т. Чхеидзе, на мой взгляд, сумел уберечь самое главное - культуру этого театра. Он не допускал театрального хамства, которое сегодня нередко заменяет талант. Он был приглашен в Ленинград еще Г.А. Товстоноговым для постановки "Коварства и любви" Шиллера. В 2004 году Кирилл Лавров, худрук БДТ, попросил ввести должность главного режиссера специально для Чхеидзе. Он уже тогда думал о преемнике. Через три года, за две недели до своего ухода из жизни, Кирилл Юрьевич, с которым мы почти три часа говорили в ресторане "Тритон", в двух шагах от БДТ, о судьбе великого ленинградского театра, взял с меня слово, что в случае его смерти БДТ возглавит именно Чхеидзе - и никто другой. И я это слово сдержал, тогдашний министр культуры А.С. Соколов тоже понимал, что завещание К. Ю. Лаврова никто не может оспорить.
Большой Драматический театр в памяти ныне живущих начальников, которые были сравнительно недавно простыми ленинградскими и московскими зрителями, штурмовавшими кассы на Фонтанке, связан с магическим именем Г. А. Товстоногова, с именами его легендарных артистов, с великими спектаклями: "Идиот", "Горе от ума", "Ревизор", "Дачники", "Мещане", "История лошади", шекспировскими хрониками... Все они бесконечно уважали К.Ю. Лаврова, великого артиста и настоящего русского интеллигента. Да и назначение Т. Чхеидзе не казалось случайностью - за 20 лет он словно сросся со стенами обветшавшего театрального здания. Но после его ухода нет очевидного кандидата. В системообразующих русскую культурную жизнь театрах, как БДТ, слово "традиция" -- как заклинание. Но кто знает, как эту традицию продолжить? Понятно только, что в искусстве сохранение традиции возможно лишь через ее развитие. И даже - скажу крамольное! - через ее отрицание. Как ни милы нам творения Росси и Растрелли, их повторение окажется безжизненной затеей. Как издевались ревнители питерской старины над доходными домами стиля модерн на Морской, - сегодня они неотъемлемая часть архитектурного ансамбля великого города.
Не ждите от меня имен. Но надо искать мастера, молодого или старого, который вослед за Г. А. Товстоноговым будет верить в то, что театр - это место, где "можно сотворить мир высоких человеческих страстей, противостоящих низости, мир открытий и высокого строя чувств, ведущих за собой зрительный зал". А где такого найти?