Героями "Антиподов" стали люди и животные, насекомые и камни - "земляне", живущие друг у друга над головой. Режиссер отыскал на суше точки, противоположные относительно центра планеты, и хорошенько рассмотрел их в объектив. Отточенные, как хокку, кадры сложились в рифмованный эпос... Виктор Косаковский рассказал корреспонденту "РГ", как снимался фильм, кому выгоден упадок кинематографии в России и почему настоящий документалист не должен быть юным и плодовитым.
Непридуманные метафоры
Как вы подбирали антиподов?
Виктор Косаковский: Лет десять назад я попал в один пустынный уголок Южной Америки. Сумерки, тишина, рыбак на мостике, леска уходит в неподвижную воду. Я мысленно продлил леску до центра Земли и задумался - куда она выйдет в другом полушарии? В Буэнос-Айресе купил географический атлас. На "том конце" оказался Шанхай, самый шумный город мира. Мой сын, начинающий китаист, полетел туда и нашел по координатам нужное место. Там стояла женщина и продавала рыбу. Представляете?!
Выяснилось, что мест-антиподов довольно мало. Россия, например, целиком попадает на океан, захватывая лишь маленький кусочек Южной Америки - в районе мыса Горн. Ему соответствуют окрестности Байкала. Так и сложились пары: Аргентина - Китай, Россия - Чили, Гавайи - Ботсвана, Новая Зеландия - Испания. Хотел поснимать на острове Пасхи, наиболее удаленном от континентов. Его антипод - на границе Индии и Пакистана. Но для этого требовалось больше денег, да и стройность замысла терялась: четыре пары, как четыре части света… Забраковал я и мелкие острова на экваторе, слишком уж они одинаковы. В мире много совпадений. Суровая природа в России была колоссально похожа на чилийскую, пришлось даже корректировать цвет, чтобы не создавать путаницы.
Некоторые совпадения могут показаться придуманными.
Виктор Косаковский: И везде меня зрители об этом спрашивают. Так сложилось само собой. Скажем, в Ботсване я изначально снимал местных жителей, негритянку. Но в деревушку начали заходить животные. В кадре возник слон, я зачем-то снял его кожу. А затем на Гавайях такую же фактуру, цвет и рисунок - у застывшей лавы. Вот и антиподы…
В Новой Зеландии тоже намеревался снимать людей, но случайно застал момент, когда на берег выбросился кит. Редкое событие. Я не мог не схватиться за камеру. По закону касаться кита могут лишь коренные жители, маори. Они обязаны его похоронить. Маори нашлось всего пятеро. Не справились, позвали белых. Картина эпическая: бескрайний океан, огромное животное - и люди-букашки пять дней пытаются сдвинуть кита. Моя ассистентка побывала в месте-антиподе близ Мадрида и отчиталась: "Ничего особенного, какие-то камни". Слава Богу, я ей не поверил. Мы, русские, не умеем работать с другими людьми, стремимся все контролировать. Приезжаю - а там длинный камень, похожий на кита.
Герои фильма, реальные люди, - они будто с вами заодно! Фильм "прошит" абсолютно литературными диалогами братьев-аргентинцев.
Виктор Косаковский (смеется): - Тексты им я не писал. Понимаете, тут тонкости ремесла. В каждом месте мы проводили по две недели. За этот срок люди к вам привыкают, начинают о вас думать. Аргентинцы наблюдали вокруг своего домика парней с камерами, кранами, штативами и воздушными шарами. Они знали, что я буду снимать Шанхай, расположенный на обратной стороне планеты. Неудивительно, что однажды они заговорили про китайцев. Мы не искали людей специально, но, как известно, чем дальше от столицы - тем больше вероятность встретить хорошего, необыкновенного человека. Никто не объяснял героям, как вести себя в кадре. Просто и в документальном кино вы выглядите иначе, чем в жизни. В Чили, пока я снимал эпизод для "Антиподов", сделали картину обо мне. Посмотрел - не я! Не я бегаю и вот так машу руками! Человек меняется в зависимости от того, кто его собеседник, кто на него смотрит, какой режиссер снимает. Полистайте альбом со своими фотографиями. Везде ваши лица отличаются, одно вам по душе, другое нет. И если вы себе на снимке нравитесь - вспомните, кто его сделал. Если раздражаете - подумайте, почему же не вышел у вас контакт с тем фотографом…
Человек и камни
На какие ухищрения приходилось идти, чтобы близко снять диких животных?
Виктор Косаковский: Ко льву я подходил с камерой сам. Когда все кончилось, подумал: странно, что не было ни секунды страха, что между нами возникло доверие. Может, лев знал, что я вегетарианец? Шутка, конечно, но - вот так было. Прежде чем снять его на водопое, я две недели с дерева наблюдал в бинокль зверей у озера. Львы всегда пили в одном месте, с разницей в пару метров. Там мы и поставили под водой на рельсы железный ящик со стеклянной крышкой. Камера была внутри, с помощью пульта управления ее можно было чуть передвинуть. Лев не подвел. Зверь лакает, и зритель видит его в "лицо".
Очень интересно было снимать полет кондора. Птица исполинская, размах крыльев - четыре метра. Меня от этого размаха чуть не сдуло в пропасть вместе с камерой. Чтобы запечатлеть, как падальщик кружится над жертвой, обычно убивают какое-нибудь животное, кладут на виду и ждут. Я убивать не хотел и не придумал ничего лучше, чем поручить роль приманки 20-летнему сыну. Десять дней он приходил и неподвижно сидел на снегу в одном и том же месте, чтобы птицы привыкли. В день съемок явился затемно и лег - как бы умер. Птицы взмыли километра на два вверх и закружились, спускаясь. А я снимал. Когда кондору оставалась до земли пара метров, парень закричал в радиомикрофон: "Я же твой сын!" А я вроде как утешил: "Съесть он тебя не съест, зато ты этот миг никогда не забудешь". Вы заметили, что в полете кондор - как машина, а когда садится на скалу, становится похож на домашнюю курицу? В этом вся прелесть. Самое сложное - не столько держать птицу в кадре три минуты, сколько остановиться вместе с ней при таком длинном фокусном расстоянии объектива. В поисках ассистента, который бы сфокусировал камеру на летящей птице, я проводил в Европе конкурс. Отобрал одного из двухсот человек.
Сцены на Байкале такая печальная музыка сопровождает.
Виктор Косаковский: Он потрясающий, таинственный. Это одно из немногих мест в России, которыми сегодня можно гордиться. Его не постичь. Для последнего кадра в фильме, где девушка встает на руки, я долго искал круглый холм, без деревьев и камней, передающий ощущение, что Земля - шар. Наконец нашел. На вершине мешала пирамида из камней. Но вдруг ее шаманы сложили? Местный житель успокоил - это, мол, туристы. Мы столкнули несколько сотен камней со склона, сняли нужный кадр, счастливые сели в машину… И тут ассистент побелел, как экран, и пролепетал: "Я по ошибке удалил весь материал о России". Сам не понимаю, как не убил его, не ударил, не уволил, не обругал… Наверное, говорю, надо собрать камни. Мы до пяти утра складывали их обратно. Вернулись в Иркутск, позвонили специалисту в Канаду. Тот прислал специальную программу, и стертый материал удалось восстановить.
Как фильм повлиял на вас самого?
Виктор Косаковский: - Очень сильно. Помню, летел над Африкой. Сухой сезон, сплошной песок, полумертвые деревья. И к луже, когда-то бывшей озером, тянулись издалека стада животных. Львы и антилопы стояли рядом и ждали, пока напьются слоны. Невероятное уважение друг к другу в ужасных условиях. Потом в Чили пастух здоровался утром с овцами, звал их по именам… Потом в России девочка разговаривала с гусями и признавалась, что в следующей жизни хочет стать водой. Потом в Испании я несколько дней смотрел на гусеницу на камне, похожем на кита, - ждал, когда она превратится в бабочку. А потом бабочка два дня никак не взлетала…
Словом, я понял, что человек на Земле - житель важный, но не самый главный. Что валун, который лежит без движения тысячи лет, тоже может претендовать на главенство. Мне показалось, что мы завышаем свое значение. Когда поездишь по миру, видишь, что человек как идея - прекрасен. Гениально сотворен. Но это когда он один. А вместе мы вечно что-то придумываем… неправильное. Помните: "Чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся собаки"? И все же встречаются те, кто очень близок к той самой идее человека.
Так что я уже не хочу снимать "про плохое". У меня было несколько картин, где прекрасное и уродливое показано в их слиянии. А теперь я стараюсь уродливое не замечать. Не хочу.
Глаза и деньги
О чем будет ваш новый фильм?
Виктор Косаковский: Об архитекторах. Это такая профессия… Вот режиссер - профессия безответственная. Ты сделал кино, а зритель волен его не смотреть, продюсер - не пускать в прокат. Архитектор же строит здание, который простоит, допустим, триста лет. И поколения жителей будут любить или не любить город из-за того, что оно на площади торчит.
Вообще-то я хотел снимать другой фильм. В Питере, где живу. Два года искал в России деньги и в итоге на днях подписал контракт с французами. Увы - у нас везде, где можно получить средства, просят "откаты". Говорю со всей ответственностью. Нужен миллион? Давай сценарий и смету на два, половину вернешь.
В Воронеже меня встретили настолько энергичные люди, что я даже засомневался, не рано ли разочаровываться в своей стране. Может, стоило подождать, и нашлось бы с кем работать?.. Впрочем, и тот же Воронеж многое дискредитирует. В нем царит хаос, составленный из отдельных чудесных элементов. Этот въезд со стороны аэропорта, эти нагромождения вокруг водохранилища… Ну почему, почему нельзя было найти архитектора, чтобы сделал красиво?
Возвращаясь к кино - почему в России не хотят финансировать документальные проекты? Потому что их негде показывать?
Виктор Косаковский: Плач режиссеров и продюсеров об отсутствии проката - вранье. Поверьте, как раз им и выгодно проката не иметь. Парадокс: наши дороги считают плохими все, кроме тех, кто их делает. То же самое в других сферах. И в кино. Если выпустить российские фильмы в прокат, все увидят, что режиссеры и продюсеры зарабатывают не с качества, а с производства. Половина сметной стоимости кладется в карман, на остальное делается картина. Ее никто не увидит, на это можно будет публично посетовать. Но если бы в стране снимали для зрителей, расклад был бы иным.
Чтобы делать документальное кино, надо иметь не деньги, а глаза. Как голос и слух - для того, чтобы петь. Некоторые, правда, полагают, что достаточно быть хорошим человеком. А деньги… деньги нужны, чтобы фильм кто-то увидел. Большая беда - в России нет ни одного грамотного продюсера и дистрибьютора документального кино. Ни од-но-го. Есть люди, которые этим занимаются, но их истинную функцию я уже назвал. Нормальный продюсер - человек, который умеет идти на риск, чувствует, какое кино действительно надо снять. И почему именно сегодня. Почему вчера было рано, а завтра будет поздно.
Насколько велико влияние продюсера на режиссера?
Виктор Косаковский: Давление, безусловно, существует. Приходится идти на компромиссы. В моем случае действует старый принцип: первые 20 лет ты работаешь на имя, потом имя работает на тебя. Но в России и это не аксиома. Невзирая на все мои призы, минкультуры не выделило денег на тех же "Антиподов" (Финансирование взяло на себя несколько стран Европы и Южной Америки, Россию представлял канал СТС благодаря своему тогдашнему гендиректору Александру Роднянскому. - "РГ")
Картинка и текст
Как вы оцениваете положение документального кино в современной России?
Виктор Косаковский: Советская документалистика была лучшей в мире, потому что фильмы снимались на широкую кинопленку, как произведения искусства. Для большого экрана. Их показывали перед художественными фильмами, и люди в принципе знали, как воспринимать документальное кино. Если сейчас посмотреть старую хронику, не слушая дурацкий дикторский текст, будет здорово видно, как тогда жили люди. Кадры там чудесные. Язык документального кино был советским изобретением - как шампанское у французов. Была петербургская, рижская, киргизская школа… Мы лидировали десятилетиями. Затем по разным причинам сдали позиции и ныне плетемся в самом хвосте.
Мы повторяем ошибки Европы 30-летней давности. Там решили, что кино не может существовать без телевидения. Киноязык превратился в телевизионный: появился закадровый текст, содержание взяло верх над изображением, резко упала художественная ценность кадра. В последние десятилетия ВГИК каждый год набирает большую группу режиссеров, а сколько на выходе реальных профессионалов? По пальцам пересчитать. Среди приличных кинодокументалистов почти нет выпускников ВГИКа, а если и есть - то не режиссерского факультета, а операторского, например. Потому что людей готовят снимать для ТВ.
У нас стали думать, что документальное кино - это интервью. Или когда известный журналист ходит и рассказывает истории. Чем глупее и напористее, тем якобы лучше. Кино же (и документальное, и художественное) должно идти к сердцу и лишь потом - может быть! - к мозгу. "Теледокументалисты" снимают человека, когда он говорит. Если герой взял паузу, чтобы подумать, это вырезают. А для кино важен момент молчания. Но это и в нашем цехе нечасто понимают.
Так или иначе, некую господдержку кинематографисты получают?
Виктор Косаковский: Циркуляры министерства культуры, вышедшие в конце 2012 и начале 2013 года, не оставляют документальному кино шансов на выживание. Я даже хочу с чиновниками воевать. Во-первых, чтобы получить из бюджета деньги на съемку, теперь требуется представить сценарий будущего фильма. Абсурд! Документалист исследует живую жизнь. Как угадать, что в ней произойдет? Если я знаю, чем кончится фильм и что я хочу этим сказать, то снимать не стану. Если однозначно люблю или однозначно не выношу человека, то не стану делать про него картину. Только если не понимаю свои чувства до конца, только если хочу разобраться. Но, чтобы получить грант, я должен составить фальшивый сценарий, а по нему - фальшивую смету. И все об этой фальши будут знать. Во-вторых, нам ограничили продолжительность фильмов: 26, 44, максимум 52 минуты - это форматы телепередач. Кинорежиссерам будут давать деньги на производство фильмов для ТВ?
На Западе поняли, что так нельзя. Если не хватает культурной публики, ее выращивают. Фестиваль документального кино в Амстердаме проходит 25 лет. Первый раз его посетило, кажется, две тысячи человек. В этом году официально продано 210 тысяч билетов - при 800-тысячном населении. А теперь вспомните, как директор "звездного" Московского международного кинофестиваля с гордостью говорит, что на показах было 100 тысяч человек.
Фестивали различаются количеством не хороших фильмов - их везде и всегда одинаково мало - а плохих. Так, в программе "360 градусов" в 2012 году плохих лент было мало. Я рад, что показы собирали много зрителей, в том числе в Воронеже. Но чтобы люди начали разбираться в документалистике, понадобится лет десять.
Снять и уничтожить
Чувствуете ли вы ответственность за то, чтобы запечатлеть ту или иную уходящую натуру?
Виктор Косаковский: Именно поэтому, например, в "Антиподах" явно перегружен китайский эпизод. Я не смог сильнее "обрезать" материал - весь тот район Шанхая готовились снести, и я обязан был его оставить для истории. И на Гавайях мы снимали местность, поглощаемую лавой: был городишко, вулкан его за 20 лет извержения постепенно уничтожил, к нашему приезду сохранился один жилой дом. Причем пару лет все было спокойно, а тут внезапно "поплыла" огненная масса. Было так красиво, что я крикнул команде: "Убегайте!" - и снимал, пока не начали тлеть ботинки. Наш герой потерял собаку, но она позже вернулась с обожженными лапами. А вот его дом исчез через неделю после премьеры фильма в Венеции. Была еще семья, которая поселилась в фургончике посреди серой пустыни - там, где прежнее жилище "съела" лава. Но вулкан разбушевался, и людей эвакуировали на материк.
Документалисты-литераторы часто используют старые наброски: не вошло в одну книгу или статью - пригодится в другой. У вас нет такого соблазна?
Виктор Косаковский: Соблазн велик. Но это писатель может скомкать бумажку своего черновика, а потом вынуть из корзины и сложить в архив. А у нас все права на отснятый материал по закону достаются продюсеру. Я буду цепляться: "Отдайте, это же мои мысли!". "Нет, - скажет продюсер, - ведь "бумага" моя, "ручка" - моя, "чернила" - мои". Вообще я бы хотел выбросить "обрезки" своих фильмов. Чтобы не повторяться.
Публика и вечность
Вы сами себе оператор и монтажер. Принципиально?
Виктор Косаковский: По-другому не умею. Камера - как кисть, с ней импровизируешь на ходу. Чуть двинул рукой - родился другой мазок. В монтаже соединил два кадра - появилось что-то новое. Это такое чудо, такое счастье… Профессиональные ассистенты у меня, конечно, есть, но их трудно найти, здесь проблема кино в целом и документального в частности, особенно в Европе. В "среднем звене" люди не задерживаются. Сравните: прежде чем учиться на режиссера, я побывал ассистентом оператора, ассистентом режиссера и монтажером. Люди моего поколения, закончив ВГИК, получали лишь первую категорию ассистента, затем отрабатывали два полнометражных фильма, чтобы заслужить право быть оператором. К тому времени человеку было уже под тридцать. А сейчас снимать и казаться режиссером может любой пацан. Любой человек, который считает себя хорошим и по случаю обзавелся техникой. Камера есть? Есть. Хороший я? Хороший. Хочу спасти мир? Хочу. Вижу несправедливость - снимаю. А главное: самый ужасный фильм на самом крупном фестивале обязательно найдет поклонника в жюри.
Вы признавались, что мечтаете перемонтировать все свои фильмы, кроме первого ("Лосев"). Почему?
Виктор Косаковский: Режиссер все-таки идет на компромисс. Больший или меньший. Можно снимать для зрителя или - простите за высокопарность - для фестивалей и для истории кино. Для публики надо отрезать кадр в одном месте. Для истории кино - в другом. Я пытаюсь найти нечто среднее. Монтируя картину, держу в голове собирательные образы семи зрителей. Условно говоря: Алексей Федорович Лосев или его вдова (она не смотрит моих фильмов, но я представляю, что бы она говорила), Саша Сокуров или Ларс фон Триер, питерский булочник… Где фон Триер покажет большой палец, мой сосед по лестничной клетке будет воротить нос. Ищу то, что в какой-то степени удовлетворило бы их всех.
Не хочу больше делать кино для фестивалей. Наград мне достаточно. Хочу сделать фильм, который будет с успехом идти в кинотеатрах. В то же время не готов потакать зрителям - учитывая, что культура восприятия документалистики в мире не слишком развита. Пытаюсь, не снижая уровня, добиваться того, чтобы людям было понятно или приятно.
И все же тешу себя мыслью, что если меня предупредят о скорой смерти (недели за две), то я закроюсь в монтажной и верну в фильмы все, что ценно "для истории кино". Такой эпизод был в картине "Свято" про моего младшего сына, который впервые увидел зеркало в возрасте двух лет. Когда он родился, я убрал из квартиры зеркала, заклеил окна пленкой, заменил металлические ложки пластмассовыми. Гуляя с малышом, заслонял собой витрины и глянцевые бока машин. По-моему, неосознанная привычка к собственному виду связана с главной болезнью современного общества - мужским инфантилизмом. Женщины знают, зачем родились и чего желают. А мужчинам это… неинтересно, что ли. Они очень медленно созревают и не обретают индивидуальности. Нужно некое отделение себя от других. Поэтому я захотел, чтобы человек, мальчик, сын, осмысленно посмотрел на себя в зеркало и признал: "Вот это - я". Сейчас сыну десять, и он невероятный человек. Так вот, когда ему исполнилось два, я принес зеркало и стал снимать. Святослав заглядывал под зеркало, за зеркало, принес незнакомцу свои игрушки, шоколад, печенье, молоко - все, что было. Тот не реагировал и вел себя странно. Сыну понадобился час, чтобы понять, что в отражении - он сам. И я хотел снимать это одним кадром: как он думал, думал, думал… Но в какой-то момент мальчик убежал в угол и семь минут там сидел. Для истории кино - гениально. Для зрителя - невыносимо. И я порезал кадр, перечеркнув замысел.
За художественный фильм вы бы взялись?
Виктор Косаковский: - У меня нет чувства юмора и фантазии, чтобы придумать сюжет. Любой режиссер игрового кино легко сочинил бы камень, похожий на кита. Или кожу слона, похожую на лаву… Зато я могу это заметить в реальности. Яблоко упало на голову Ньютону, как падало тысячи раз на других людей, только они не догадывались вывести отсюда закон всемирного тяготения. Я смотрю на обычные вещи и вижу их необыкновенные связи. Суть искусства очень точно отражает фраза Пастернака: "Талант - единственная новость, которая всегда нова". Документалистики это касается больше, чем чего-либо иного. Удивить вас можно только одним - неожиданным взглядом на простое.
…Мои картины живут долго. В США продюсеры ставят перед собой задачу "отбить" затраты на фильм за два уик-энда проката. В чем-то резонно, но такой подход стимулирует бесконечное производство. Думаю, у нас слишком много фильмов, песен, книг, талантливых людей… Халвы много не бывает, но все же мы перестарались. Все хотят быть режиссерами и пичкать вас нотациями. Я стараюсь не надоедать. Не снимать часто. К тому же не уверен, что могу сказать что-то новое, поэтому тщательно выбираю "слова".
Справка "РГ"
Виктор Косаковский - российский кинодокументалист, лауреат национальных премий "Триумф" и "Ника", призер многих международных фестивалей. Работал на Ленинградской студии документальных фильмов, закончил режиссерскую мастерскую на Высших курсах сценаристов и режиссеров. Дебютной была лента о последних днях жизни выдающегося русского философа Алексея Лосева (1989). Среди более поздних картин - "Среда 19.07.61" (1997), "Тише!" (2002), "Россия из моего окна" (2003), "Свято" (2005). Фильм "Да здравствуют антиподы!" (2011) получил на фестивалях около сотни разнообразных наград.