Любовь Киви: В 65 лет любой швейцарский профессор уходит на пенсию

У маленькой Швейцарии 25 Нобелевских лауреатов, больше, чем в России, у которой их 23. Среди награжденных и великий физик Альберт Эйнштейн. Лучшие специалисты всего мира конкурируют за место под швейцарским научным солнцем за право получить свою лабораторию. Как сделать карьеру в Швейцарии? Может ли наш молодой ученый конкурировать с китайским? Как студенты увольняют профессора? Об этом наш корреспондент "РГ" беседует с профессором Технологического института в Лозанне Любовью Киви.

Как вы, потомственная сибирячка, оказались в этой стране и стали профессором?

Любовь Киви: Закончила химфак Новосибирского университета, в Московском университете защитила диссертацию, потом десять лет преподавала в НГУ и занималась наукой. А в 1992 году, когда начался распад отечественной науки, надо было выбирать: или идти торговать, или искать место, где можно заниматься наукой. Я разослала свои данные по многим зарубежным университетам. Технологический институт в Лозанне предложил мне годовую стажировку. Я начала работать и через какое-то время мой научный руководитель сказал: подумайте, какую собственную тему вы можете предложить. Я пришла к нему с идеей, которая его заинтересовала. Мы подали заявку и выиграли грант в 250 тысяч евро. На эти деньги я смогла создать свою небольшую группу, пригласить аспирантов и платить им стипендии. По швейцарским нормам в данный момент это приблизительно 4000 франков. Мои коллеги из России смеются: возьми к себе аспирантом! Словом, так началось моя швейцарская научная одиссея.


Любовь Киви: Российское образование позволило мне попасть в престижный институт Швейцарии. Фото: Ядвига Юферова/ РГ

Мечта каждого ученого - занять позицию так называемого "полного профессора". Это гарантированная стабильность. В отличие, скажем, от "младшего профессора" (assistant professor) его практически нельзя уволить. Сколько времени вам потребовалось, чтобы стать "постоянным"?

Любовь Киви: Так получилось, что уже через шесть лет мне удалось занять постоянную позицию научного сотрудника, а профессором стала через десять. Что касается assistant professor, то он приглашается на 3-5 лет, человек получает полную творческую свободу, а затем, в зависимости от результатов работы, может еще 8-10 лет расти до полного профессора.

Кто и как оценивает работу ученого?

Любовь Киви: Прежде всего оценивается работа института в целом. Для этого приглашается международная группа очень авторитетных экспертов, которые рассматривают различные стороны работы коллектива. Что касается работы конкретных ученых, то в институте создается комиссия, и она на основе числа публикаций, цитируемости, индекса Хирша и преподавательской деятельности дает свою оценку. Кроме того, свое заключение о преподавательской деятельности профессора дают студенты. Если несколько лет подряд они поставили "неуды", то о дальнейшем росте можно забыть.

В России институт требует у ученого "отстегнуть" часть гранта, что вызывает серьезное недовольство. А как в Швейцарии?

Любовь Киви: Примерно 20 лет назад обладатель гранта не отчислял институту ничего, сейчас ситуация изменилась: надо делиться. Сколько отдавать? Зависит от вида гранта. Если он выдан Федеральным фондом, который является аналогом российского РФФИ, то платить не надо, а если это проект с промышленной фирмой, то выплаты могут составлять до 60 процентов. Например, у меня был индустриальный проект с бюджетом 1,2 миллионов евро, из которого институт получил половину. Я считаю это обоснованным, так как мы используем всю инфраструктуру института.

Сейчас руководство минобрнауки намерено изменить систему финансирования науки. Деньги больше не будут распределяться между институтами. Ученые должны их выигрывать в жестких конкурсах, то есть должна преобладать грантовая система, как на Западе. Противники парируют: западный профессор занят выше крыши преподавательскими и менеджерскими делами. Он должен читать лекции, писать гранты, их пробивать, работать с аспирантами и студентами. При такой загрузке не до науки!

Любовь Киви: Это не совсем так, иначе как бы наука развивалась? Более того, базовое финансирование поступает из государственного Федерального бюджета, которое распределяется между институтами и далее между профессорами. Остальное дополняется разными грантами, международными и индустриальными проектами.

А относительно профессорской нагрузки по опыту работы в Новосибирском университете могу сказать, что у преподавателя в России времени на науку остается мало. Здесь, в Швейцарии, ситуация иная: на лекции и семинары со студентами я трачу максимум 20 процентов рабочего времени. Остальное - на научную и менеджерскую работу, включая обсуждение результатов с аспирантами, написание грантов, отчетов, статей и докладов на научных конгрессах.

Здесь жесткая система: в 65 лет профессор отправляется на пенсию. При желании он может работать, но бесплатно

У нас для ученого нет предельного возраста, после которого он обязан покинуть все руководящие посты. Поэтому, став пенсионерами, многие продолжают возглавлять коллективы, не давая продвигаться молодым ученым. Причина проста: мизерные пенсии. Какова ситуация в Швейцарии?

Любовь Киви: Здесь действует жесткая система: в 65 лет любой сотрудник федерального учреждения, в том числе и научного, отправляется на пенсию. Это гарантирует омолаживание и обновление руководящего состава. В принципе профессор может работать, но зарплату он не получает. Ему оставляют место в офисе, доступ к библиотеке. Еще лучше, если он получил международный грант или индустриальный проект. Тогда будет руководить группой, финансируя ее из этого гранта, но все равно без зарплаты от государства.

Что касается пенсии, то она зависит от стажа и ваших отчислений (обязательных плюс добровольных). Если вы проработали свыше 40 лет, то пенсия может достигать 80 процентов от заработка. Надо сказать, что большинство ученых, уйдя на пенсию, не прекращают работать, например, открывают свои частные консалтинговые фирмы. Связано это не с материальными проблемами: просто большинство ученых - трудоголики!


Открытие бозона Хиггса, в котором большую роль сыграли ученые из России, признано событием года. Фото:EPA

Вы работали в российской и западной науке. Можно их сравнить?

Любовь Киви: Мне это сделать трудно, так как работала в России уже в период распада науки. А вот что касается нашего образования, то оно было на высоком уровне. Меня взяли на работу в очень престижный институт, признав все мои российские дипломы. Правда, до того как я попала в эту авторитетную научную среду, у меня были некоторые сомнения в своих силах. Но, повторяю, наше образование было отличным, и сомнения были напрасны.

Сейчас уже к вам приезжают учиться молодые ученые из России. Как они соображают и работают? Есть мнение, что нашим далеко до китайцев, которые поражают своим трудолюбием.

Любовь Киви: Все очень индивидуально: национальность - не определяющий фактор, а трудолюбие должно быть дополнено талантом и научной интуицией! Многие из россиян за эти годы приезжали из разных городов ко мне на стажировки и магистерские работы. Были прекрасные ребята, буквально жаждущие знаний, и за какие-то полгода-год добивались отличных научных результатов, осваивали иностранные языки. Сейчас у меня в лаборатории работают несколько русских, есть молодой человек (выпускник МИТХТ), который заканчивает аспирантуру - отличная голова! Другая русская, закончив у меня постдокторантуру, прошла по конкурсу на профессорскую должность в Канаде. Правда, жаль, что не в России...

Следите за бурными событиями, которые сейчас происходят в российской науке? Руководители минобнауки хотят кардинально преобразовать РАН, которая якобы неэффективна.

Любовь Киви: Слежу, но не слишком пристально. Мое отношение к российской науке неоднозначное. Возможно, там есть неэффективные коллективы, но есть немало и очень сильных, работающих на мировом уровне. Какие нужны преобразования, мне сказать трудно. Прежде всего надо повышать престиж и уважение к людям науки. Уверена в одном: изменения нельзя делать резко, не крутить штурвал так, чтобы рвало паруса. Проводить преобразования должны не одни чиновники, а непременно привлекая ученых и учитывая международный опыт.

Есть в Швейцарии российская научная диаспора? Встречаетесь? Что обсуждаете? Или каждый сам по себе?

Любовь Киви: Сейчас здесь работают много ученых - выходцев из России. Они разбросаны по всей Швейцарии и общаться сложно. Есть попытка их объединения через Клуб российских ученых в Швейцарии при Европейском центре ядерных исследований (ЦЕРН). Кстати, роль российских ученых в создании знаменитого Большого адронного коллайдера, где в прошлом году "поймали" бозон Хиггса, очень велика. Это постоянно подчеркивают все руководители ЦЕРН.

Очень важной является связь между нашими учеными, работающими в Швейцарии и в России. Кстати, это находит активную поддержку у руководства Лозаннского Политеха: недавно здесь прошел форум ученых обеих стран, организованный Почетным консульством России в Лозанне. Был интересный обмен идеями, завязались новые контакты, которые, возможно, приведут к новым двусторонним проектам. Очень на это надеюсь!

Химики и лирики

Насколько я понимаю, ваш мир - не только наука, но и искусство. Ваш муж - известный российский хореограф и педагог Азарий Плисецкий, много лет вы - постоянный зритель знаменитого музыкального фестиваля в Вербье. Как соседствуют звуки музыки и химические формулы?

Любовь Киви: Зачем далеко ходить: лучший пример тому - "Князь Игорь", написанный русским химиком Бородиным! Так что взаимосвязь искусства и науки имеет давнюю историю, особенно если вспомнить Леонардо да Винчи. Я очень люблю классическую музыку - закончила в детстве музыкальную школу и сама немного играю на фортепьяно. Мы с мужем часто посещаем различные музыкальные фестивали, которых в Швейцарии проводится огромное количество.

Ну а с балетом у меня особые отношения: я люблю наблюдать процесс его создания от первых набросков до самой премьеры. Поэтому с удовольствием посещаю репетиции труппы "Балет Бежара в Лозанне", где Азарий работает профессором классического танца, и стараюсь не пропускать их премьер. Ну а когда муж ставит свои балеты, я, конечно, рядом: сейчас готовимся к поездке в Токио в октябре на постановку его балета "Дама с камелиями".