Я ж не история, чтоб судить. Это у нее, у истории, суд, а у меня - память. Это у нее, у истории, "разборки": так сделал - не так сделал; мог предотвратить - не мог предотвратить; развалил - не развалил. А у меня человеческое восхищение перед мужеством и преклонение перед мудростью.
Во время нашей самой первой встречи Александр Николаевич Яковлев рассказал, что у его мамы - женщины деревенской, из тех, кого принято называть "простым человеком", хотя простой человек вряд ли смог бы пережить все, что выпало на долю деревенским женщинам России в прошлом веке... Так вот, у его мамы был в жизни один главный критерий: "хорошо - не хорошо". Так она оценивала любые поступки.
И когда ее отговаривали крестить в церкви сына: мол, неприятности будут, Советская власть на дворе, она отвечала просто: "Крестить - хорошо, не крестить - нехорошо".
Мне кажется, Александр Николаевич жил исходя из этой же системы координат. И, может быть, именно такой простой, но точный подход к жизни помог Яковлеву сохранить себя в те годы, когда сделать это было очень непросто.
Во время войны Яковлев был морским пехотинцем. Воевал по-настоящему, на передовой, на Волховском фронте. Был тяжело ранен, едва не погиб...
Я был свидетелем того, как бесило Яковлева, когда его обвиняли в том, что он не любит Родину. Обвиняли его - человека, пролитой кровью доказавшего эту любовь. Александр Николаевич был уверен: любовь, в том числе и любовь к своей стране, не терпит пафоса и крика. О любви не кричат - ее доказывают.
На самом деле Яковлев воевал всю жизнь. И всю жизнь на передовой. Потому что считал, что есть ситуации, когда не воевать - нехорошо.
Как объяснить молодым читателям "Российской газеты" , что такое работа в аппарате ЦК КПСС? Сиди, исполняй инструкции, не лезь никуда... В стране, где в дефиците было все, у тебя есть продовольственные заказы, спецмагазины, поездки за границу... От тебя требуется одно: не высовываться.
А Яковлев высунулся! И как! В 1972 году напечатал в "Литературной газете" статью "Против антиисторизма", за которую его на 10 лет сослали в почетную ссылку в Канаду. В сущности, Яковлев предпринял уникальный для советского чиновника шаг: он пожертвовал вполне себе хорошо развивающейся карьерой ради того, чтобы высказать мысли, которые он считал важными.
Это был шаг свободного человека. Недопустимый для партийного чиновника. И в принципе на Канаде карьера Яковлева должна была завершиться.
Кто же в те годы мог предполагать, что именно в Канаде Александр Николаевич познакомится с Михаилом Сергеевичем и Горбачев настоит на его возвращении в Москву? А потом начнется перестройка. И Яковлева назовут ее прорабом.
Я - не история, пусть она про перестройку судит. Я просто современник тех событий, который на себе испытал: если бы не Горбачев и Яковлев, я бы - лично я - никогда бы не задумался о том, как важно для человека быть свободным и что вообще "это сладкое слово свобода" может иметь ко мне отношение. И не в том дело даже, что в СССР не было свободы, а просто редкие люди рассуждали в те годы о ней.
Я открываю книгу Александра Николаевича Яковлева "Горькая чаша", которую он подарил мне с приятной надписью в 1995 году. Не образно, а буквально открываю на первой странице - читаю: "Пытаемся по капле выдавливать из себя раба, но пьянеем от желания сделать рабами других". Листаю книгу... "И пока не разберемся в самих себе, никакого прока от уроков, которые столь тяжелы, не будет. Нетерпимость - старая и заразная болезнь. Ненависть рождает только ненависть. Кроме прочего, это социальная пошлость, которая никогда не сделает человека свободным".
Восемнадцать лет прошло... Кто скажет, что слова не про сегодня? Яковлев писал о наболевшем в себе, но оказалось: о наболевшем в каждом из нас.
На самом деле, если кто и вправду выдавливал из себя раба - так это именно Яковлев. Секретарь ЦК КПСС - философ, - это, скажу я вам, уникальное словосочетание. Невероятное! Стремясь с сегодняшних, как правило, глубоко политизированных позиций оценить горбачевскую перестройку, мы и Яковлева часто подминаем под этот каток и забываем о его философском наследии. Оно и правда: зачем эпохе победившего гламура философские размышления, да еще членам ЦК КПСС?
Между тем, например, книга "Горькая чаша" о борьбе с большевизмом как с философией, и внутри каждого человека, и в стране в целом. Эту книгу сам Яковлев называл "покаянием": не у всякого найдутся силы на такое публичное покаяние.
Работы Яковлева - это еще и урок для всех нас, серьезный повод поразмышлять.
Во многом благодаря Яковлеву пресса стала в нашей стране четвертой властью. Это он "снял" со знаменитой "полки" около тридцати запрещенных фильмов. Это он способствовал публикации в СССР романов Набокова, Солженицына, Рыбакова...
Он мечтал о том, чтобы на его Родине, в России, жили свободные люди. И был уверен: без великой русской литературы ХХ века, которую мы знали в весьма усеченном виде, добиться этого невозможно.
...И если вы, например, спросите меня: "А надо ли сегодня вспоминать об Александре Николаевиче Яковлеве?" - я отвечу коротко, как он меня учил: "Вспоминать хорошо. Не вспоминать - нехорошо".
И я снова листаю его книги.