Лев Гулько: Онлайн и газеты не конкурируют между собой

Предсказывать судьбу бумажной прессы в эпоху мультимедийности - не слишком рискуя, это можно делать разве что на радио, в какой-нибудь интерактивной дискуссии. Запись эфира хранится недолго, и когда те или иные предсказания не сбудутся, некого будет укорить в преждевременном отпевании газет или в неоправдавшемся ожидании безраздельной власти Интернета. Тем не менее факт: тиражи печатных изданий падают. Все слышней разговоры о скором вытеснении газет и журналов сетевыми ресурсами.

Какая судьба ждет бумажную прессу в эпоху тотального наступления электронных носителей информации? Обсудим тему с ведущим радиостанции "Эхо Москвы" Львом Гулько - он каждое утро читает газеты.

Какой я в жизни, такой и в эфире

Как и любая реклама, слоган "Эха Москвы" сгущает краски: "Слушайте радио, остальное - видимость". А если серьезно? Печатная пресса - это уже лишь видимость?

Лев Гулько: В каком-то смысле все в этой жизни лишь видимость.

А в мире СМИ? Вы могли бы работать на телевидении, которое уж точно "видимость", хотя, конечно, и "слышимость" тоже?

Лев Гулько: Да я и работал там. Параллельно с работой на "Эхе Москвы" вел на канале ТВЦ программу "Дата". А до этого на канале "Столица" мы с моим близким товарищем Костей Кравинским - к сожалению, его уже нет с нами - вели интерактивную игру. Мы разговаривали с телезрителями, которые были одновременно радиослушателями, потому что их не видно было. Нас видно, а их - нет.

Что для вас радио с точки зрения самореализации? Оно больше, чем другие виды СМИ, отвечает вашим внутренним наклонностям и возможностям?

 
Лев Гулько: Поскольку тебя не видно, ты более свободен. При этом есть загадка: голос - одно, а человек, говорящий этим голосом, - совсем другое. Фото: Сергей Михеев / РГ
 

Лев Гулько: Пока на "Эхе" не появился сетевизор (с его помощью те, кто слушает радио через Интернет, могут еще и видеть, что происходит в студии. - В.В.), радио больше всего привлекало меня тем, что оно было местом, где можно спрятаться. Ты говоришь, но тебя не видно. И поскольку тебя не видно, ты более свободен. При этом есть загадка: голос - одно, а человек, говорящий этим голосом, - совсем другое.

Мне кажется, сделав радиоведущего видимым, вы эту загадку варварски уничтожили. Раньше слушатель мог домысливать образ человека у микрофона. Этот образ рождался из голосовых модуляций, тембра, манеры речи... Если бы по сетевизору однажды показали Юрия Левитана, чьим голосом громово вещало само государство, верховная власть, - миллионы советских людей испытали бы, по названию "эховской" передачи, "культурный шок": маленький, рыжий, еврей...

Лев Гулько: Да, поначалу так и случилось бы. А потом, я думаю, голос все равно взял бы верх над внешностью.

Но вы согласны, что сетевизор убивает загадку, таящуюся в голосе?

Лев Гулько: Это с одной стороны. А с другой - радиослушатели видят наше закулисье. Подглядывать в замочную скважину - это ведь всегда интересно.

Между образом и человеком, который в этом образе ведет программу, существует некий зазор?

Лев Гулько: Существует. Но очень маленький.

А лично у вас?

Лев Гулько: У меня его нет, скажу честно. Какой я в жизни, такой и в эфире. Если станешь наигрывать что-нибудь этакое, что в жизни тебе не свойственно, это сразу будет слышно, и возникнет недоверие к тебе.

Тем не менее есть игровые, театрализованные программы, где ведущий работает под какой-нибудь маской - резонера, шута или, скажем, судьи.

Лев Гулько: Но это ты тоже делаешь в рамках самого себя. От себя никуда не денешься.

Матвей Ганапольский в этом отношении равен самому себе?

Лев Гулько: Абсолютно. Один в один. И Венедиктов в эфире точно такой же, как в жизни.

Значит, радиообраз и личность ведущего - одно и то же?

Лев Гулько: В принципе, одно и то же. Все-таки радио - это не театр.

На "Эхе Москвы" нет голосов "нерадийных"

Есть такое понятие - "нерадийный голос"?

Лев Гулько: Наверное, есть. Правда, на "Эхе Москвы", мне кажется, нет голосов "нерадийных".

Все настолько смешалось, что уже не поймешь, что ты читаешь для работы в эфире, а что для души

Считается, что высокий, писклявый голос не годится для радио. Здесь надо иметь низкий голос?

Лев Гулько: Не обязательно.

И тем не менее... Вот у Марины Королевой замечательный голос - глубокий, полный обертонов.

Лев Гулько: Марина профессионал высокого класса. А вообще голос - он как лицо у человека. У одного такой, у другого - такой. Может быть, я не прав, но "нерадийных" голосов не бывает. Можно найти применение любому голосу.

Да, наверное. У вас на "Эхе" работает женщина с голосом восьмилетнего ребенка.

Лев Гулько: Майя Лазаревна Пешкова. Это вам кажется, что у нее голос ребенка, на самом деле она - наша Майечка, без нее не было бы "Книжного казино".

Но на слух - как ребенок.

Лев Гулько: Она и в жизни беззащитна как ребенок. В хорошем смысле.

Для одной программы ты можешь быть подходящим сотрудником, а для другой - нет

Что такое непрофессионализм на радио?

Лев Гулько: На радио не существует универсального понятия "непрофессионализм". Для одной программы ты можешь быть подходящим сотрудником, а для другой - нет. Скажем, работая в службе информации, ты должен быстро подбирать новости, оперативно реагировать на каждое свежее сообщение, видеть информационную картину дня, отделять в ней главное от второстепенного. Не все для этого предназначены. Я, например, вряд ли смог бы работать так, как работают ребята в службе информации. У меня несколько другой темперамент. Поэтому я вливаюсь в службу информации только с обзором прессы.

Говорят, вы делали обзор прессы еще до прихода на "Эхо Москвы". Где это было?

Лев Гулько: Это было в Московском НИИ приборостроения, откуда в 1993 году я пришел на "Эхо". В этом НИИ я, будучи выпускником Московского химико-технологического института, работал начальником очистных сооружений, у нас был большой гальванический цех. И когда все стало рушиться, перестали платить деньги, моя мама, светлая ей память, сказала: "Лева, слушай, ты же своим рабочим что-то читал интересное из газет. "Эхо Москвы" ищет ведущего для обзора прессы. Пойди попробуй, хуже не будет". И я пошел. Нас, желающих попробоваться, набралось человек девять. Я там был самый старый, мне было тридцать с лишним лет. Выскочил Венедиктов, всех нас повел вверх по железной лестнице (это было еще на Никольской), по дороге объясняя, куда идти. Потом говорит: кто пойдет первым? Куда? В эфир, в прямой эфир! Я говорю: давайте, я пойду. Отмучиться и уйти оттуда. Мне дали стопку газет, я пошел. В эфире сидел Женя Любимов. Я зашел, не помню, что там делал, все как под наркозом. Помню только, что у Жени от каждого моего слова вытягивалось лицо. После того, как я вышел из студии, пошла реклама, и Женя начал орать на Венедиктова: ты кого привел?! А Венедиктов стал орать на него: ты себя вспомни! Забыл уже, как начинал?! Короче, я остался. А дальше... Я смотрел, как это делается. Пытался сначала копировать других ведущих, потом начал что-то свое искать.

А как это делается? Вы заходите в Интернет, берете оттуда электронные версии печатных изданий?

Лев Гулько: Нет, мне больше нравится работать с бумагой.

Хорошо, вы садитесь перед микрофоном, разворачиваете газету...

Лев Гулько: Я прихожу пораньше, за час до эфира, и у меня стопка газет.

Это ваш собственный утренний "рацион" или есть некий ряд изданий, о которых нельзя не сказать?

Лев Гулько: Я беру для обзора общественно-политические издания. Если газеты, то это "РГ", "Коммерсант", "Ведомости", "Независимая", "Известия", "Московский комсомолец", "Комсомольская правда", "Новые Известия", "Труд", "Аргументы и факты", "Аргументы недели". Если журналы, то "Профиль", "Эксперт", "Деньги", "Власть", "Огонек", "The New Times". В этих изданиях я ищу интересные истории или аналитику. Продумываю последовательность своего рассказа, кладу одно издание на другое в определенном порядке, чтобы складывалась драматургия. Что-то подчеркиваю, чтобы потом процитировать.

Вы занимаетесь этим уже более двадцати лет. Не надоело?

Лев Гулько: Нет.

Счастливый человек. Я пять лет вел на ТВЦ "Газетный дождь" и, признаюсь, устал от него.

Лев Гулько: Нет, мне не скучно. Во-первых, потому, что в мире, в том числе и в мире прессы, все постоянно меняется. Во-вторых, я на "Эхе" веду и другие программы.

Почему закрыли "Газетный час"?

Лев Гулько: Во-первых, потому, что она дублировала утренний обзор прессы, а во-вторых, начала буксовать.

Вы замечаете газетные ляпы?

Лев Гулько: Конечно. Бывает, вижу и грамматические ошибки, и глупые заголовки, и газетные штампы, но внимание радиослушателей к таким вещам не привлекаю. К тому же печатные издания, которые попадают в мой обзор, редко грешат откровенной некондицией.

Между онлайном и бумажной газетой, мне кажется, нет конкуренции

-Что вы думаете о судьбе газет? Умрут они вскоре?

Лев Гулько: Я думаю, ничего с ними страшного не случится.

Но бумажная пресса уже сейчас не выдерживает конкуренции с Интернетом.

Лев Гулько: Я этого не ощущаю. Между ними, мне кажется, нет конкуренции. Кто-то из читателей отдает предпочтение онлайну, кто-то - бумажным газетам, только и всего.

В большинстве изданий онлайн по числу читателей уже превышает печатный тираж. Это о чем-то говорит?

Лев Гулько: Только о том, что жизнь меняется. Пускай онлайн, если он более эффективен в коммерческом отношении, "кормит" бумажную газету.

При чтении газет и журналов вам важно тактильное ощущение? Подержать в руках, полистать, пошуршать страницами...

Лев Гулько: Да, мне это важно.

В каком направлении, на ваш взгляд, должна развиваться бумажная пресса?

Лев Гулько: Я думаю, в сторону комментарийности и публикации интересных историй. А еще - в сторону своего четкого позиционирования на рынке СМИ. Скажем, "Ведомости" и газета "Коммерсант" ориентированы на аудиторию, большинство которой составляют деловые люди. А вот "Московский комсомолец" - массовое издание. Радиостанции тоже имеют своего адресата. У "Эха Москвы" он достаточно широк. Поэтому, делая обзор прессы, я что-то скажу о "Ведомостях" и "Коммерсанте", а что-то о "Московском комсомольце".

Вы стали бы читать сегодня наши газеты не по служебной надобности, а просто так, для себя?

Лев Гулько: Наверное, стал бы. Хотя честно сказать - не знаю. Все настолько смешалось, что уже не поймешь, что ты читаешь для работы в эфире, а что для души.