Михаил Швыдкой: Модель мультикультурализма - это не выдумка либералов

Завтра в Санкт-Петербурге откроется конференция Форума АСЕМ высокого уровня под названием "Межцивилизационное согласие как необходимое условие устойчивого развития".

Форум АСЕМ (Asia-Europe Meeting) был основан в 1996 году. Его участниками являются 48 стран - кроме России, это 27 государств-членов Европейского союза и 17 государств Азии, а также Австралия, Новая Зеландия и другие. На конференциях Форума АСЕМ, как правило, обсуждают актуальные вопросы политической и экономической жизни, финансовые проблемы, транспортную логистику и т. д. Санкт-Петербургская конференция будет посвящена нынешнему положению дел в сфере межэтнических и межцивилизационных отношений, конфессиональному диалогу. Для участия в ней в "культурную столицу" России приехали министры и государственные секретари гуманитарных ведомств, дипломаты высших рангов, видные религиозные и общественные деятели, известные ученые. Уверен, что разговор будет непростым, - слишком много болезненных явлений сегодня связано не только с политическими и социальными конфликтами, но с ценностными противоречиями, духовными различиями людей, живущих бок о бок. И не только в густонаселенных мегаполисах.

Надо в очередной раз приложить все усилия к тому, чтобы научиться жить вместе. И не бояться друг друга. Иного выхода нет

Модель мультикультурализма - это не выдумка идеалистически настроенных либералов. Она обрела современное бытие в Канаде в конце 60-х и в 70-е годы прошлого века в пору первого премьерства Пьера Эллиота Трюдо, который укрепил единство своей страны, когда ему удалось сгладить конфликты англо- и франкоязычных граждан. Замечу, что этим опытом не преминули воспользоваться и бельгийцы, которые к нынешнему времени дали фламандской и французской общинам максимально возможные права в рамках целостного государства (напомню, что схожими правами обладает и немецкое меньшинство Бельгии). Все это происходило в ту пору, когда в Советском Союзе полным ходом шла подготовка к формированию новой исторической общности - "советского народа", а в США начали ощущаться первые результаты от реализации "Акта о гражданских правах" 1964 года, который предопределил социальное равенство этнических меньшинств (прежде всего афроамериканцев) с белым большинством, и "Иммиграционного Акта" года 1965-го, открывшего дорогу новым переселенцам. Американцы по-прежнему рассчитывали на мощь своего "плавильного котла", а в СССР решили, что марксистско-ленинская идеология навсегда укрепилась в сознании масс, а потому национально-территориальное деление страны не помешает подняться над голосом крови во имя идеалов коммунизма. Ошибались и первые, и вторые. Меньше чем через два десятилетия на руинах СССР была предпринята попытка создания национальных государств. А в США были вынуждены отказаться от самого термина "плавильный котел", заменив его более политкорректным понятием - "салатница". Граждане разных национальностей "смешивались", но не "переплавлялись". Законы гетто, желание жить в привычной этнической среде оказывались не менее важными, чем удовлетворение от полученного права быть такими же, как все. Более того, получив это право, такими же, как все, быть не желали. Национальная общность подчас оказывалась важнее общности социальной. Чужое, непривычное - отторгалось. Замечу, все это происходило до того, как волны мигрантов накатили на европейский и североамериканский континенты с такой мощью, что их стали сравнивать с массовым переселением народов в первом тысячелетии Новой эры. Когда межкультурные конфликты начали улаживать полицейскими методами.

Готовность принять другого, открытость к чуждому свидетельствует о силе той или иной национальной культуры

И это притом что еще начиная с эпохи Ренессанса европейская цивилизация вырабатывала "культуру общения культур". Л. Баткин, как справедливо писала исследовательница мультикультурализма В. Мамонова, одним из ключевых терминов в толковании Возрождения считал слово "варьета" - разнообразие. Единство в разнообразии, в непохожести друг на друга - это более сложный вид социальной общности, нежели однородное моноэтническое тождество граждан. Готовность принять другого, открытость к чуждому свидетельствует о силе той или иной национальной культуры, о ее цивилизационной уверенности в своей способности адаптировать любое инородное заимствование. Еще раз вспомню Л. Баткина: "Ренессансные итальянцы видели себя и свой "век", находящимся в средоточье времен. Отсюда эта странная всеядность, этот гениальный "эклектизм", вскормленный уверенностью, что синтез не из них, а в них, заложен в природе". Для венецианцев Отелло не более диковинное создание, чем караимские воины для литовских князей или швейцарские гвардейцы для папского престола. Их не боятся потому, что уверены в себе. Открытость "чужому" - свидетельство силы "своего". "Всемирная отзывчивость" русской культуры определила ее характер в не меньшей степени, чем укорененность в национальной почве. Именно поэтому законодательно защищать свою культуру от иных культур с помощью запретительных актов, - опасный знак неверия в ее собственное величие, в ее самодостаточность. В ее способность развиваться, не утрачивая самоидентичности.

Сегодня общим местом стало рассуждение о дряхлости европейской цивилизации и энергии цивилизаций восточных. О закате христианской Европы и пассионарности исламской Азии. О ренессансе и величии Китая и молодых тихоокеанских "тигров". Но общие места остаются общими местами, а реальная жизнь движется своими дорогами. И не думаю, что надо готовиться к похоронам ни европейской цивилизации, ни человечества в целом. Надо в очередной раз приложить все усилия к тому, чтобы научиться жить вместе. И не бояться друг друга. Иного выхода у нас нет.