Человек без детства
Ваня Шестак родился в 1940 году в белорусской деревеньке Опечки, которая одним соломенно-деревянным боком притулилась к трассе Брест - Москва.
Мальцу не было и годика, как через его сельцо черной волной прошла война.
- Я сам не знаю, в кого такой уродился. Впечатлительный, подмечающий и остро чувствующий, - улыбаясь, говорит Иван Шестак.
Одной из навеки застывших в памяти картинок детства стал послевоенный эпизод: машина с пленными немцами остановилась у колодца рядом с Ваниным домом воды набрать. На дворе была весна, сирень цвела как сумасшедшая. Один из пленных тянется за веткой сирени, но в эту секунду машина трогается, и немец что есть мочи падает с кузова наземь.
- Почти семьдесят лет прошло, а я помню ту сцену. Разбитое в кровь лицо пленного с прижатой веткой сирени, - вздыхает Шестак.
Немцы. Они отбывали свой плен в его деревеньке, пацанва кидала им через высокий забор стылые драники и картоху в мундирах, а те в ответ перекидывали им губные гармошки и перочинные ножички. Которые были для той, разоренной жизни настоящим волшебством.
Дети послевоенной Беларуси умели все: варили мыло, делали подобие гуталина, из олова плавили ложки. Не было такого крестьянского труда, с которым бы не могло справиться его поколение.
Едва Ивану исполнилось семнадцать годков, как его отец всеми правдами и неправдами выхлопотал полукрепостному мальцу паспорт. Время на дворе называлось "хрущевской оттепелью", и выехать из деревни было очень непросто.
В 1957 году парнишка поступает в ФЗО столичного Минска - учиться на слесаря. Тогда разоренный войной Минск восстанавливали и те, кто его разрушил - солдаты вермахта.
- Ты понимаешь, белорусы - особый народ. Незлопамятный. Не помню случая, чтобы кто-то пальцем тронул, выместил зло на пленном фрице. Не было у людей той лютой ненависти, которой пропитана сегодняшняя жизнь, - говорит Шестак.
Его первая городская одежонка - купленная на рынке военная шинель.
Полураздетое, полуголодное военное поколение было жадным до знаний, до активной, полнокровной жизни. Ваня Шестак читал запоем, участвовал в художественной самодеятельности. В комсомол ходил вступать за семь километров под пронизывающим январским ветром.
Когда партия бросила клич на освоение целины, Иван Шестак с отрядом белорусских комсомольцев катил в вагоне поезда в Северный Казахстан.
- В степи строили коровники и свинарники. Это и была наша целина, - вспоминает он.
Воспетый Братск
Затем Ивана Шестака отправили на краткосрочные курсы в сибирский Братск, рядом с которым строилась ГЭС.
- Меня ранил тот масштаб и тот дух, который был на стройке. Там такая жизнь кипела, - вспоминает Иван Михайлович.
Вскорости неугомонный комсомолец уже устроился плотником-бетонщиком на строительстве Братской ГЭС. Признается, что "писательский зуд не давал покоя" и он часто писал заметки в городскую газету. Ивана там заметили и предложили место литературного работника. Как он называет иронично-шутливо - "литраба" с окладом в 90 рэ.
Он до сих пор четко и до малейших деталей помнит момент перекрытия своенравной Ангары. Это было потрясающее зрелище. Русло реки отжимали с двух сторон. Ангара ревела густым ревом, не желая сдаваться. У людей иссякали силы, выходила из строя техника.
- В ту ночь никто глаз не сомкнул, все наблюдали: удастся ли побороть природу. Бросали в воду домостроительные панели - камня уже не хватало. И вот в пять часов утра два бульдозера встретились на месте русла мощнейшей сибирской реки, - говорит Иван Михайлович.
На БАМ позвал Брежнев
Он признается, что в то время журналистика была особенно выпуклой. Историю писали крупными буквами.
Шестак был на особом счету в братской городской газете. Жена, ребенок, благоустроенная квартира. Казалось бы, какие основания менять широту и долготу?
В один из вечеров 1974 года ему позвонил приятель из Тынды и сквозь треск телефонных километр прокричал:
- Вань, ты слышал, что сказал товарищ Брежнев в своей речи в Алма-Ате на двадцатилетие целины? Что целина не заканчивается Казахстаном, она будет продолжаться и на строительстве Байкало-Амурской магистрали. БАМ - это дорога века!
Тогда еще парень из-под Минска не мог понять, почему областной центр называется Благовещенск, а область - Амурская. Но через несколько дней сел писать письмо в Амурский обком партии. Так, мол, и так, не нужны ли БАМу журналисты? Вскоре раздался звонок из Благовещенска, строгий голос на другом конце провода приглашал его на работу. Журналисты БАМу оказались кстати. Шестак летел навстречу новой романтике на чахоточном самолетике, провожаемый причитаниями жены, которой совсем не хотелось покидать воспетый в песнях Братск с его налаженным бытом.
Ордена и окрики
Тында, которую потом на всю страну назвали "столицей БАМа", встретила его непролазной грязью, дощатыми тротуарами и приземистыми "времянками". Здесь из построек все было временным.
Первую бамовскую зиму Иван жил в крупнощелевой времянке, отапливаемой самодельным обогревателем, а спал исключительно в шапке.
Журналистика на БАМе тогда еще только зарождалась. Стройка имела свою, печатаемую дедовским способом, газету под названием "Магистраль". Иван Шестак стал ее редактором.
- Не поверишь, но редакция имела один стол и два стула в конце коридора. Все! Не было даже печатной машинки, ходили к девчатам из стройуправления и не жалели льстивых слов. Они нам тексты набирали, - улыбается Иван Михайлович.
Кипучая энергия Шестака быстро объединила вокруг себя всю творческую молодежь легендарной стройки. Он организовал и возглавил литературную студию "Звено". Внештатные корреспонденты у него были по всей стройке, сам редактор зачастую не вылезал из командировок.
Это заметили. Вызвали в обком партии. Редактор думал, что едет на жесткий "ковер", а ему предложили открыть новую газету. Из той командировки он возвращался с новым макетом. С названием мудрствовать не стали. Художник вывел три слова: "Байкало-Амурская магистраль".
После очередной комиссии из Москвы Ивана Шестака вызывают в столицу. Там в одном из кабинетов министерства путей сообщения ему протянули постановление секретариата ЦК КПСС за подписью главного советского идеолога Михаила Суслова.
- Красным шрифтом на дорогой бумаге было написано о решении открыть полноценную бамовскую газету, с хорошей материально-технической базой, ставками и приличным гонорарным фондом. В ту минуту я явственно ощутил, что такое счастье, - смеясь, вспоминает Иван Михайлович.
Сеть собственных корреспондентов по всей трассе БАМа - это его заслуга.
Редактор газеты, освещающей ход главной стройки ХХ века, был ответственным за все. Как-то напечатали они шуточный стих про поэта Евгения Евтушенко, который был тогда в советской опале. Шум до неба! А Шестаку выговор. Опубликовали фото награжденных государственными наградами, а на первом плане - водитель, целый кавалер ордена, но начальство его шибко недолюбливало. Шестака - на ковер!
- На каком основании он на фото? - хмурят брови в горкоме партии.
- На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР, - отбивался редактор.
Газета публиковала точную биографию этой, без пафоса, великой стройки. В ней было место всем строителям, рельсам, грунту, кубометрам и километрам.
Кобзон, Лученок и Ханок
В то одержимое время поддержать дух строителей БАМа ехали артисты со всей страны.
- Иосиф Кобзон стоит особняком в ряду звезд,- убежден Иван Михайлович. Кобзон времени строительства БАМа - это концерт с 9 вечера и до 5 утра. Кобзон - это минимум требований и максимум самоотдачи.
Иван Шестак признается, что его полесская душа давала о себе знать всегда. Белорусские композиторы Игорь Лученок и Эдуард Ханок не единожды были гостями в том суровом краю. На перекладных они добирались до глубинок, согревались зрительской любовью и "Перцовкой".
Шестак печалится, что время растеряло контакты с именитыми земляками. Если вы, уважаемые маэстро Игорь Лученок и Эдуард Ханок, прочтете эти строки, то знайте, что тындинский журналист Иван Шестак вас помнит и ждет звонка. (Его телефон в редакции "СОЮЗа".)
Редактор "БАМа" находил время на все. Выпуск газеты, бесконечные командировки, литературные студии и творческие фестивали. Он написал несколько пьес о мечте, которая сбылась. О БАМе. Победил во всесоюзном конкурсе, и его пьеса "Обход", поставленная амурским театром драмы, шла на сцене столичного "Ленкома", а пьеса "Запас прочности", которую поставил Читинский театр, срывала аплодисменты на гастролях на сцене МХАТа.
- Афиши с моим именем висели на одной тумбе с именами классиков, Марка Захарова и Михаила Шолохова, - улыбается Шестак.
Как удавалось ему все успевать? Иван Михайлович машет рукой: "А черт его знает!". Помолчав несколько секунд, говорит: "Понимаешь, время было такое. Тут жизнь бурлила! Строили, созидали, надеялись..."
"Таможенный союз" в Опечках
Он трудился в "БАМе" до середины 90-х, которые потом назвали лихими. Ушел из газеты, когда понял, что время героев закончилось. Что под колесницу перестройки бросили все, на чем держалось его фанатичное поколение.
Шестак устроился в пресс-службу одной из компаний.
Сегодня, накануне юбилея БАМа, поймать для разговора бамовского летописца оказалось делом непростым. Он сейчас особенно нарасхват.
- Рвут на части федеральные телеканалы, московская пресса. Всем срочно нужны фото, хроника времен строительства. И как они мой телефон находят, - пожимал плечами Иван Михайлович.
Тындинский городской театр репетирует пьесу Ивана Шестака "Таежный блюз". История целиком лирическая и любовная. Написана исключительно на местном материале.
Шекспировские страсти кипели и в жизни самого автора. Любимая жена и лучший друг пришли к нему и объявили, что у них случилась большая любовь. У Ивана земля ушла из-под ног. Но он задавил в себе крик боли, сказав вслух: "Желаю счастья".
Счастье у них, впрочем, было недолгим. А Иван спустя какое-то время встретил в Тынде свою судьбу и не расстается с ней.
С нетерпением ждет прихода осени. Будет долгожданный отпуск, и он рванет в Беларусь.
Так сложилось, что два его брата живут в разных государствах: один в Беларуси, другой в Казахстане. Но братья Шестаки встречаются исключительно в родной деревеньке.
- Наши братские встречи называем "Таможенным союзом", - улыбается Иван Михайлович.
Говорит, что ровно половина сердца навсегда осталась в родной Беларуси. Душа туда рвется и тянется всегда.
- Там пуповина осталась и родные могилы. Все, что называется Родина. С большой буквы "Р",- четко формулирует мысль журналист Шестак.
Так и парит его полная творчества душа между полесской синью и дальневосточным таежным краем. Душа белорусского хлопца Ивана Шестака, которому судьба велела стать летописцем БАМа.