Всего неделю назад шеф европейской дипломатии Федерика Могерини и еврокомиссар по политике соседства и расширению Йоханнес Хан посещали Анкару, где недвусмысленно говорили о возможности ускорить процесс принятия Турции в ЕС. Однако после того, как по стране прокатилась волна задержаний оппозиционеров, брюссельские чиновники в очередной раз обвинили турецкие власти в нарушении демократических ценностей. В свою очередь, руководство Турции в очередной раз заявило о предотвращении госпереворота и антиправительственного заговора со стороны структур "параллельного государства", созданных живущим в США исламским проповедником Фетхуллой Гюленом. "Никаких угроз демократии в Турции нет", - отрезал Эрдоган.
Эта заочная полемика между Брюсселем и Анкарой не нова. В то время как европейцы пеняют туркам по поводу нарушений принципов демократии, местные политики не перестают повторять о "демократизации турецкого общества". Это парадоксально лишь на первый взгляд. В Турции объясняют: на европейские ценности и демократизацию здесь смотрят под другим углом.
Спустя год после столкновений турецкой полиции с демонстрантами на площади Таксим на сувенирных развалах Стамбула можно еще найти "революционные" магнитики со слоганом "Occupy Gezi" (парк Гези стал символом антиправительственных выступлений. - Авт.). Однако ни разгон протестов на Таксиме, ни блокировка "твиттера-шмиттера" (ставшее афоризмом выражение Эрдогана), ни подготовка новой конституции, ни аресты оппозиционеров, за которые Запад критикует Анкару, - все это не кажется местным политикам каким-то страшным противоречием "евростандартам". "Я не считаю, что мы принципиально расходимся с европейцами в представлениях о демократии. Но когда они дают нам какие-то советы, то часто не учитывают особенности наших государственных институтов, которые пока не перестроены, - объясняет логику Анкары главный советник турецкого премьера Этьен Махчупян. - Можно сказать, что мы действительно не отталкиваемся от демократической ментальности. При отсутствии угроз власть может проявлять себя как демократическая, но при определенных условиях - действовать авторитарно. Если необходимо, она не будет рисковать и поступит так, как нужно. Но как бы то ни было, власть в Турции остается демократизирующей силой".
Под этим в Турции понимают нечто иное, чем на Западе. К демократическим процессам здесь относят "возможность публично дискутировать на многие темы, на которые в прошлом были наложены табу". Это касается, к примеру, курдского урегулирования. "Демократизация Турции проявляется в таких явлениях, как развитие малых городов, которые больше не тяготеют к Анкаре или Стамбулу, куда прежде был направлен вектор внутренней миграции. Это и появление нового среднего класса, который в 2002 году составлял лишь около 20 процентов от всего населения страны, а сейчас - уже около 40. Это и перераспределение бюджетных средств, до 60 процентов которых сегодня направляются на инвестиции. Наконец, это сближение светских и религиозных прослоек населения", - рассказывает Махчупян.Термины "умеренный ислам" или "мягкая исламизация", которые используют на Западе в отношении Турции, здесь не слишком привечают. Турки говорят о "новой мусульманской идентичности, которая становится все более глобальной и индивидуальной". Советник премьера объясняет "на пальцах": к примеру, в современной Турции встречается все больше семей, где некоторые дети очень религиозны, а другие вовсе не интересуются религией. По его словам, движение за право женщин-мусульманок носить головные уборы в публичных местах также "относится к одному из самых демократических движений последнего времени".
"У вас до сих пор много спорят о том, где место России, что такое "особый русский путь". У нас в Турции идут те же самые споры, - признает директор Центра ближневосточных стратегических исследований ORSAM Шабан Кардаш. - Иногда говорят, что Турция - это "мост" между Востоком и Западом, но нам не очень нравится это выражение. Оно все упрощает. Мы не полностью смотрим на Запад, но и не отвергаем его. Турция - это Турция, она исходит из самой себя. Можно сказать, что у нас особая географическая и историческая глубина. Это отражается и на нашей внешней политике, которая остается многовекторной. Именно поэтому для нас не стоит вопрос о выборе между Европой и Россией".