Вы живете в Москве?
Александр Казаков: Да.
А в провинции часто бываете?
Александр Казаков: У меня есть машина. На расстояния до шестисот километров от Москвы я стараюсь ездить на ней, потому что люблю смотреть по сторонам, останавливаться в маленьких городках, посещать местные храмы и монастыри. В этом смысле - да, я бываю в провинции часто.
А где именно?
Александр Казаков: В основном в региональных центрах. В последний год я активно занимался проблемами Рыбинского водохранилища, поэтому часто бывал по делам и в Рыбинске, и в замечательном городе Тутаеве. Я через Волгу все местные паромные переправы опробовал. По дороге надолго останавливался в Переславле-Залесском. Бывал в Ростове Великом. Даже довелось переночевать однажды в ростовском Кремле. Там, оказывается, совершенно уникальная гостиница: номера - сводчатые, внизу - винные погреба. Кроме того, я хорошо знаю Псков, Печоры Псковские, Изборск. По дороге туда, в Тверской области - один из моих любимых городов: Старица. Город, по которому можно измерять ритм жизни провинции. Если же о Пскове говорить, то он давно перестал быть провинциальным городом.
А что такое, собственно, провинциальный город? Каковы критерии провинциальности?
Александр Казаков: Это прежде всего ритм жизни. О нем красноречиво говорит разрешенная в этом городе скорость движения автомобиля. Во Пскове она не так давно составляла сорок километров в час. Ныне - шестьдесят. Провинциальный российский город в моем понимании - это не тот, который географически отдален от Москвы. В географическом смысле Псков до недавнего времени был региональный центром, им формально и остается, но там теперь новый губернатор - Андрей Турчак. Он привлекает в регион инвестиции, строит дороги, активно развивает социальную инфраструктуру. Я бываю там часто и вижу: ритм города сильно изменился. Это уже столичный ритм.
Еще один важный признак провинциального города - его величина. В провинциальном городе - один, максимум два центра жизни. А в Москве в каждом микрорайоне по три-четыре таких центра - административные, торговые, культурные. Это те пространства, через которые постоянно циркулирует народ. Города с одним-двумя центрами - это города провинциальные. Потому что ритм жизни человека в них - пешком до центра и обратно.
Это все количественные критерии. Но есть же и качественные. Что такое, к примеру, провинциальность в культуре или провинциальность в науке? Такая провинциальность не зависит от географии. Она может быть присуща и столичному театру, и столичному научному центру.
Александр Казаков: Провинциальность в науке - это вообще столичный феномен.
То есть?
Александр Казаков: Это попытка предлагать одну таблетку от всех болезней и универсальный фильтр для любой грязной воды. В Петербурге лет десять назад наблюдался ярчайший случай такого провинциализма. Некий "ученый" заявлял, что вопреки традиционным представлением ортодоксальной науки он нашел способ получать энергию буквально из воздуха. То есть изобрел "вечный двигатель". Такого рода научные маргиналы живут в столицах, а не в провинции. Они живут вокруг академий наук, вблизи ведущих исследовательских институтов, которые, как правило, находятся в Москве и Петербурге.
Я знаю, вам мила провинция, но качество жизни там гораздо ниже, чем в столице, не так ли?
Александр Казаков: Смотря что считать качеством жизни. Если измерять его суммой материальных благ и удовольствий, то Москва действительно во многом превосходит провинцию. Но качество жизни к обилию супермаркетов и ресторанов не сводится. Один простой пример: одноклассники в провинциальном городе, если они там остаются, видятся друг с другом в сто раз чаще, чем одноклассники, которые учились в Москве и по-прежнему в ней живут.
Да, это так. Но, мне кажется, это не хорошо и не плохо. Просто в провинции свой образ жизни, а в столице свой, вот и все.
Александр Казаков: А по-моему, это хорошо.
Чем хорошо?
Александр Казаков: Тем, что люди не разобщены. Иной раз иностранцы спрашивают: как вы, русские, находите в себе силы противостоять тем бедам и напастям, которых так много выпадало на вашу долю? На это я ответил бы: народ берет силы в тех коллективных инстинктах, которые мы сейчас, с высоты нашего XXI века, считаем в чем-то архаичными и ненужным. А это инстинкты солидарности, взаимопомощи, взаимовыручки. Этим жили в XIX веке и русская деревня, и русский город. Написаны десятки книг о том, как люди избы погорельцам строили всем миром, как сирот брали на воспитание. В Москве были углы - рязанские, псковские, - где люди друг друга знали в лицо. Так что это хорошо, когда одноклассники общаются друг с другом через десять, двадцать, тридцать лет, вместе стареют, а их внуки вместе в школу идут. В провинциальных городах навыки выживания гораздо сильнее, чем в столице. Эти навыки на протяжении тысяч лет помогают нашему народу выдерживать натиск извне, а зачастую и преодолевать внутренний ступор.
Принято думать, что в провинции нравы мягче, люди добрее, воздух общественный чище. Надо ли так уж идеализировать провинцию?
Александр Казаков: Идеализировать ничего не надо, и провинцию в том числе, но давайте признаем, что там больше взаимного участия людей в жизни друг друга. Просто в силу того, что люди живут теснее, знают друг друга ближе. Вот скажите, что лучше - вообще не быть знакомым со своим соседом или двадцать лет находиться с ним в состоянии вражды? Я считаю, что лучше последнее. Потому что эти два семейства, эти два городских или сельских Монтекки и Капулетти, как минимум знают друг друга и у них всегда есть шанс заключить мир. А если ты вовсе не знаком с человеком и не знаешь, чего от него ждать - как ты можешь выстраивать отношения с ним?
Если вдали от столиц так много всего хорошего, то почему слова "провинция", "провинциальность" имеют негативную коннотацию?
Александр Казаков: Это многовековая инерция.
Если инерция, да еще и многовековая, значит чем-то она обусловлена.
Александр Казаков: Негативный оттенок слова "провинция" - результат пропаганды. В XIX веке не было телевидения, поэтому внесение в массовое сознание определенных клише занимало больше времени. Сегодня же при помощи ТВ делается то же самое, но быстро. Когда индустриальная культура только зарождалась, ей нужно было утвердить свое первенство, и она шельмовала все инаковое. Индустриальная культура - это культура столиц. Это культура больших городов. Впоследствии - культура мегаполисов. А ныне - культура агломераций. Сегодня любая столица в Европе - это прежде всего индустриальная, финансовая, административная столица. И она заинтересована не просто в людском пополнении. Она заинтересована в избытке приезжих, чтобы проводить качественный отбор. Поэтому внушается, что есть, мол, преуспевающая столица и есть прозябающая провинция. Чтобы молодые люди, которые чувствуют в себе потенциал, из провинции приезжали в Москву, на эту ярмарку тщеславия. Из них отбирают лучших, остальных выбрасывают на обочину жизни. В XIX веке это означало буквально подворотню, в XXI веке - это морально-психологическая подворотня: люди впадают в депрессию.
Образ провинции как территории отсталой, прозябающей, создается, по-вашему, целенаправленно - чтобы образ столицы на этом фоне сделался еще более привлекательным?
Александр Казаков: Да, именно для этого. В Старице театра нет - пожалуйте в столицу. В Переславле-Залесском нет Третьяковской галереи - поезжайте в столицу. Столица, а теперь и столицы, у нас их уже немало - Москва, Петербург, Новосибирск, Екатеринбург, отчасти и Владивосток - это еще и агломерации-оккупанты. Они пытаются оккупировать, например, региональную культуру, чтобы вывезти ее в Москву или Питер. В 60-70-е годы культурный мейнстрим был какой? Древнерусское искусство и иконы. Что происходило? Весь Русский Север обирали, чтобы его художественные ценности привезти в Москву. А сегодня мы наблюдаем обратное - иконы возвращаются из музея в храм. Потому что столица - город музеев, а провинция - территория храмов. Причем столица - это, строго говоря, даже и не город. Город в исконном его обличье - это то, что находится за городской стеной, поделено на кварталы, которые обслуживают друг друга. Поэтому изначально в городе были гончары, кузнецы, шорники... Но в наше время окраины тоже замыкаются на себя. Я хорошо помню появление первого универсама в Ясенево. К чему привело строительство этого универсама? К тому, что резко упала нагрузка на метро - люди перестали ездить в центр за продуктами. Сейчас законы рынка диктуют, чтобы товар был доставлен к потребителю. Возьмем жителей Юго-Запада. Зачем им Москва? У них все есть. У них рабочие места, транспортная и административная инфраструктура, торговая сеть, кинотеатры и даже свой театр. Я это к тому, что мегаполис уже разваливается, фрагментируется.
Желание многих москвичей продать квартиру в столице и купить дом в пригороде - оно чем продиктовано, как вы думаете?
Александр Казаков: Думаю, это все тот же вектор, что и возвращение икон из музеев в храмы. Если семья с детьми живет в близком пригороде, за МКАД, то эта семья проводит больше времени друг с другом, несмотря на долгую дорогу с работы. Там даже семейные отношения другие, потому что каждый член семьи менее автономен, чем в Москве. Там внутри семьи включаются механизмы взаимопомощи, потому что надо, чтобы папа отвез на машине ребенка в школу. А в Москве школа - вот она, за углом. Так и живут. Утром проснулись, поздоровались и разошлись. Вечером пришли, поздоровались и спать легли.
Расскажите обитателю "медвежьего угла", как ему повезло, что он живет вдалеке от современной цивилизации, и послушайте, что он вам ответит и какие слова при этом употребит. Больница в Нью-Йорке по оснащенности медицинской аппаратурой и квалификации персонала мало чем отличается от больницы в каком-нибудь городке штата Флорида. А у нас, случись с сельским жителем какая хворь - "ой, это вам надо в район"; сложный случай в областном центре - "ой, это вам надо в Москву".
Александр Казаков: Ну, во-первых, медицинская инфраструктура американских мегаполисов все же чуть получше, чем медицинская инфраструктура американской провинции. Во-вторых, в российских регионах - на Урале, в Сибири, Мурманске, Самаре, Новосибирске - появились и продолжают появляться суперсовременные медицинские центры, не уступающие столичным, а нередко и превосходящие их по всем параметрам. Не будем, кроме того, забывать, что медицина, образование - это не только сфера услуг. Это такие сферы, где присутствуют все человеческие эмоции - тщеславие, например. Почему родители хотят впихнуть своих детей обязательно в МГУ или МГИМО? Это тщеславие. Или: "Хочу, чтоб моего ребенка лечил только доктор Рошаль". Зачем? Есть молодой специалист, учился у Рошаля, от Рошаля у него верительная грамота висит на стене, оборудование лучше, и лететь в Москву не надо. Нет, только у Рошаля! Что ж, региональным медцентрам, которые ближе к провинции, предстоит завоевывать себе право быть этаким коллективным доктором Рошалем. И они его завоюют.
По данным опросов, только восемь процентов жителей регионов хотели бы переехать в Москву. Остальных что удерживает от такого желания?
Александр Казаков: Много чего. Например, вот что: имея телевизор, люди неплохо представляют себе тот образ, который столица навязывает всем о себе. И ехать в такой город большинству не хочется. Для многих провинциалов Москва - это большой "Дом-2", помноженный на сериалы про бандитов, приправленный официозом. Такое счастье нужно кому-то?
То есть столица своим внутренним обликом отвращает провинциалов от себя?
Александр Казаков: Безусловно.
Но тогда почему провинция так отчаянно завидует столице? Почему провинциалы завидуют москвичам и не любят их?
Александр Казаков: На Урале так относятся к Екатеринбургу. В Сибири - не знаю к кому, там за право считаться столицей огромного региона состязаются Новосибирск, Красноярск, Иркутск. Как мне представляется, позиция провинциалов такова: пусть у нас будет все то же самое, что есть у столичных жителей (речь идет о материальных ценностях), но мы останемся здесь и останемся такими, какие мы есть. Нежелание перебраться в столицу - оно идет от страха потерять себя. Это очень экзистенциальная вещь. И она о многом говорит. Ведь если человек боится потерять себя, значит, он себя знает, значит, он не считает себя винтиком-шпунтиком. Да, зависть присутствует. Но это зависть прежде всего к столичным материальным благам.
Москва бывает провинциальна в каких-то своих проявлениях?
Александр Казаков: Москва - махровый провинциал. Я здесь имею в виду ее ориентацию на идолов, а что это, как не провинциализм. Идол - это деперсонифицированное существо. У него нет истории, точнее, у него глянцевая история - не его собственная, а придуманная специалистами по имиджу. В этом смысле столица для провинциала - знак, символ, эмблема. Что такое, например, провинциализм в науке? Это ориентация на признанных авторитетов, тогда как настоящая наука - это всегда бунт против авторитетов. Но не бессмысленный и беспощадный, а конструктивный бунт. Поэтому очень разумным решением было вынести научные центры в Дубну, Обнинск. Таким способом настоящих ученых выводили из-под административного прессинга. Москва и сейчас во многом очень провинциальна. Виной тому - навязанный ей советской индустриализацией масскульт, который тогда доминировал и сейчас доминирует.
Почему революции совершаются в столицах, а не в провинции?
Александр Казаков: Ну как почему? Банки, почта, телеграф, телефон.
А социальная база революций - разве она не в провинции?
Александр Казаков: Нет, она тоже в столице, где сконцентрирован деклассированный элемент. Столица отбирает себе лучших, а остальных выбрасывает на обочину, под забор. И вот вам люмпен, страстно желающий поменяться местами с теми, кто прорвался. Конечно, революции совершаются в столице, но по-настоящему жестокими они становятся в провинции. Включаются механизмы замены провинции на столицу. Потому что когда революция приходит в провинцию, она говорит: кто был никем, тот станет всем. И это действительно происходит. Сначала люмпены становятся всем у себя на малой родине, а потом очень быстро добираются до столицы.
Россия - провинциальная страна?
Александр Казаков: Да, и это замечательно. Я считаю, что XXI век в России - это век провинции и ее реванша.
А век двадцатый в этом смысле каким был?
Александр Казаков: Веком конвейера.
То есть провинция для вас - символ штучного производства?
Александр Казаков: Именно так. Я убежден, что эпоха конвейера в России закончилась.
Будущее России за провинцией?
Александр Казаков: Несомненно. Я сам еще посуечусь в Москве лет десять и уеду в Коломну. Хочу купить домик на улице Казакова, моего однофамильца, и преподавать в школе, которая находится на Соборной площади, с конца XIX века работает, двухэтажная, первый этаж каменный, второй - деревянный.
Александр Казаков - политический философ, социальный технолог, эколог, автор многочисленных статей по истории русской политической философии и современной российской политике. Родился в 1965 году в Риге. Учился в музыкальном училище по классу скрипки, в 1985 году поступил на философский факультет МГУ. Участвовал в создании одной из первых российских консервативных партий - Российского христианско-демократического движения. Первый публикатор произведений русского философа И.А. Ильина в России. В 90-х годах работал журналистом в Риге. В 2003-2004 годах - один из лидеров Штаба защиты русских школ в Латвии. В 2004 году выступил инициатором создания Объединенного конгресса русских общин Латвии. 4 сентября 2004 года внесен в "черный список" персон, угрожающих национальной безопасности Латвии, и депортирован из нее. Автор книг "Идеология партии Путина" и "Кадры для будущего". Создатель Центра либерально-консервативной политики им. П. Столыпина и П. Струве. Член Центрального совета Всероссийского общества охраны природы, сопредседатель Экологической палаты России.