Как сдать ЕГЭ длительно болеющим школьникам

Вчера более 425 тысяч выпускников сдавали ЕГЭ по математике базового уровня. Из них 414 тысяч - выпускники этого года. Экзамен впервые разделен на два уровня - базовый и профильный. "База" дает право получить аттестат, но не позволяет поступать в вузы, где есть вступительный экзамен по математике. Это можно сделать только с профильным ЕГЭ. Многие школьники выбрали сразу оба уровня - это допускается.

- Для получения аттестата достаточно сделать 7 заданий из 20. Двойку на базовом ЕГЭ можно будет пересдать в этом году в резервный день, - пояснил глава Рособрнадзора Сергей Кравцов. Поясним: если ученик получил "два" на математике профильного уровня, ему разрешат пересдать предмет только на базовом уровне. А профиль можно сдать заново только только в следующем году.

По опыту досрочной волны, которая прошла в апреле, эксперты сделали вывод: с базовыми заданиями по математике выпускники справляются неплохо. "Можно выделить три самые распространенные ошибки, - рассказал "РГ" руководитель федеральной комиссии разработчиков тестов ЕГЭ по математике Иван Ященко, - не все понимают условие задачи, допускают арифметические ошибки с отрицательными числами и не могут себя проверить после того, как выполнили задание". Хорошие результаты показали Москва, Питер, Екатеринбург, Красноярск, Башкортостан, Якутия и другие регионы.

Экзамен по математике - один из самых сложных ЕГЭ для школьников. Знания по этому предмету в последние годы в школах катастрофически падают. А после того как Рособрнадзор резко усилил меры безопасности на Едином госэкзамене, количество стобалльников на математике упало в разы. В 2013 году их было 536, а в 2014-м только 64. Средний балл снизился на десять пунктов.

Профильный экзамен по математике пройдет 4 июня. Досрочная волна показала, что на него приходят далеко не все записавшиеся. Возможно, кому-то тесты показались трудными, а кто-то передумал поступать в вузы, где надо принести ЕГЭ по математике.

Проблема

Евгений Ямбург, академик РАО, директор московской школы N 109:

- В клиниках периодически лежат 6 млн детей от 0 до 18 лет. Но точной статистики нет: органы здравоохранения фиксируют больных, а органы образования нуждающихся в обучении. В результате в межведомственном провале оказываются длительно болеющие школьники.

В последние годы приходится решать проблемы этих детей, поскольку в состав моей школы входят два подразделения: одно на базе ФНКЦ им. Д. Рогачева, где лежат ребятишки со сложными онкозаболеваниями, и другое на базе РДКБ, где длительно лечатся дети из различных регионов страны. Среди последних те, кто годами ждет пересадки почки, лечится после серьезных ожогов и т.п. Всем им гарантировано конституционное право на получение полноценного образования. Но практическая реализация этого права наталкивается на правовые, финансовые и организационные ограничения. В прошлом году на базе двух наших клиник по согласованию с Рособрнадзором для старшеклассников, каких оказалось немало, были организованы выпускные экзамены в 9 и 11 классах. В этом году с заявкой на проведение итоговой аттестации обратилось 80 (!) клиник.

У длительно болеющих детей итоговая аттестация - это повышенная мотивация к обучению. Нередко такие дети даже под капельницей хотят продолжать занятия. И врачи считают обучение одним из действенных средств реабилитации больного ребенка. Нельзя бесконечно концентрироваться на болезни и жить только по медицинскому протоколу: от процедуры к процедуре. Хотя, разумеется, в специфических условиях больницы с этим протоколом необходимо считаться, дозируя учебные нагрузки и графики занятий.

Острее всего переживают старшеклассники. Им не хочется отставать от здоровых сверстников. Прилежание и целеустремленность ребят беспрецедентны. В глубине души они полагают, что коль скоро государство тратит силы и средства на их обучение, они точно будут жить. А это так важно - иметь цель в жизни. Вот и судите: мучаем ли мы больных детей, организуя выпускные экзамены в клиниках?

Понять до конца, а главное, прочувствовать важность полноценного проживания большим и маленьким человеком любого, даже финального этапа жизни может лишь тот, кто сам пережил подобную трагедию. Одного из своих заместителей, с которым мы вместе трудимся более тридцати лет, я долгое время не допускал в подразделение школы, работающее на базе детского онкологического центра. В конце 70-х годов его первый ребенок погиб от лейкоза. С тех пор методы лечения невероятно усовершенствовались. Сегодня подобный диагноз уже не звучит как приговор. Меняются условия проживания таких детей в госпитальных палатах. Впервые попав в это подразделение школы, с трудом сдерживая эмоции, мой зам вспоминала, как сын и его соседи по палате играли шлангами от капельниц, обсуждая между собой, кто из них умрет раньше.

Сегодня страна вынуждена проводить повсеместную оптимизацию расходов. Может, ограничиться исключительно дистанционными формами обучения таких детей, предоставив им возможность получать знания в отдаленном доступе? Дешево и современно, если, конечно, клиника имеет скоростной Интернет, а родители в состоянии купить детям планшет. Мы используем дистанционные формы обучения для детей, которые не могут участвовать в групповых занятиях и подключаются к уроку прямо из боксов. Но компьютер не заменит больному ребенку непосредственный контакт с учителем.

Эта тема неизмеримо шире проблемы обучения длительно болеющих детей. Она затрагивает отношение в целом к инклюзивному образованию. Чем медик отличается от педагога? Врач не выбирает себе легких больных, избегая трудных случаев. Его профессиональное мастерство оценивается прежде всего исходя из того, как он справляется с тяжелыми патологиями. Профессиональные психологические установки учителя иные. Он предпочитает иметь дело с умными способными "пациентами". Они греют душу педагога, свидетельствуя о высоком качестве его работы. Именно по этим высшим достижениям (стобалльники ЕГЭ, победители олимпиад) выстраиваются рейтинги школ, присваиваются квалификационные категории, выплачиваются надбавки.

Мало того, что это несправедливо, поскольку поднять до "тройки" малоспособного ученика, имеющего серьезные проблемы в развитии и ограничения в здоровье, труд не менее сложный и, безусловно, достойный вознаграждения, нежели обучение мотивированного талантливого ребенка. Примечательно, что на любой конференции, где подводятся итоги деятельности школ, в первую очередь сравниваются показатели ЕГЭ и результаты участия школьников в олимпиадах федерального уровня.

Навязанная школам погоня преимущественно за высшими достижениями обучения при независимой внешней оценке качества их работы влечет за собой не только тяжелые социальные последствия. Она еще опасна для здоровья детей. В конце учебного года в четвертых классах проводится контрольный срез знаний. Все по-взрослому: независимый наблюдатель, секретный пакет, который вскрывается в определенное время, детские работы, которые необходимо собрать, запечатать в конверт, скрепить печатью и отдать на независимую экспертизу. Одним словом, мини-ЕГЭ. Несмотря на предварительную работу учителей и психолога, направленную на создание благожелательной атмосферы и снятие с детей стресса, они нервничают, что естественно.

В разгар контрольной работы одному мальчику становится плохо: у него тяжелая форма диабета, в школу он ходит с подключенной помпой. Медсестра рядом, она немедленно делает необходимую инъекцию и вызывает маму ученика. Сметая на пути охрану и дежурного администратора, со слезами мать врывается в класс. Через некоторое время мальчик приходит в себя, его успокаивают, и он успешно завершает работу.

Здесь возникает ряд вопросов. Кому это нужно? Зачем итоговые формы аттестации запускать даже в начальную школу? Для оценки качества работы учителя и школы, а также для морально-психологической подготовки к ЕГЭ. Но не слишком ли дорога цена такого качества? Больные дети ведь не всегда лежат и учатся в клиниках - массово посещают обычные школы. Могут резонно возразить, что такого ребенка не следовало допускать на контрольный срез знаний. Но он сам упрямо хочет быть, как все! Запрет участия в контрольном испытании для него стресс не меньший. Еще хорошо, что в нужное время и в нужном месте рядом оказался медработник. Его могло и не быть, поскольку в медицинском обслуживании школы переведены на аутсорсинг, а медики выведены из штата школы.

Социсследования показывают: подавляющее большинство учителей стремятся преподавать в лицеях и гимназиях, видя потенциальные возможности для своего карьерного роста в работе с отборным контингентом учащихся. При таких исходных установках о какой инклюзии может идти речь? Здесь не помогут никакие новые профессиональные стандарты, позволяющие работать со сложным неоднородным составом детей. Не спасут стандарты, ибо для их освоения требуется прежде всего сильная гуманистическая позиция учителя. Увещевания и проповеди в таких условиях малоэффективны. Необходимо немедленно менять критерии оценки педагогической деятельности как учителей, так и школ.