...Это было зимой 61-го или 62-го года. Но ни в коем случае не в 63-м, когда Хрущев стал громить творческую интеллигенцию. А 61-62-й годы - это, если можно так сказать, самые теплые градусы хрущевской "оттепели". И мы как-то почувствовали, что начальство - литературное, газетное, журнальное, издательское, киношное, обычно такое надменное и суровое, вдруг стало ласково или даже вымученно нам улыбаться. И вот однажды, закончив какие-то дела в журнале "Юность", мы с Аксеновым решаем завернуть в ЦДЛ... А тут кто-то к нам подбегает и говорит, мол, знаете ли вы, что сегодня вечером на Красной площади состоится то ли митинг, то ли демонстрация старых большевиков, где будут громко осуждать преступления Сталина. Словом, мы садимся в Пестром зале, набегает какой-то народ, и начинаем обсуждать эту новость. Сталина уже вынесли из мавзолея, и такой митинг или демонстрация вполне логична, хотя странно, что об этом нет никакой официальной информации. Но, может, специально так делают, чтоб это не было приказом сверху, а казалось инициативой масс. И кто-то предлагает: "А пойдемте и мы на Красную площадь, посмотрим, что там происходит". Все бурно выражают согласие, в конце концов писатели не должны отрываться от жизни, разумеется, надо идти, ребята, посмотреть. На улице зимний вечер, уже темно, но мы бурной ватагой выходим из ЦДЛ и бодрым шагом направляемся на Красную площадь. Повторяю, вышли мы бурной ватагой, полные энтузиазма, но по дороге я заметил, что наши ряды стали редеть, нас становилось все меньше. Последним, перед самой Красной площадью, потерялся Андрей Вознесенский. Тем не менее, когда мы оказались на Красной площади, почти у мавзолея, нас было человек 10-12. Аксенов, Арканов, Жора Владимов со своей женой Натальей, Юнна Мориц, - остальных не помню, вернее, не помню, были они или нет, боюсь соврать, поэтому не перечисляю.
На Красной площади собралось довольно много народу. Мы стоим примерно полчаса, весело переговариваемся, однако пока никаким митингом или демонстрацией не пахнет. В конце концов я отзываю Аксенова в сторону и говорю ему: "Вася, вот так незаметно, как бы невзначай, обернись и посмотри, что за публика собралась на площади". И теперь мы в четыре глаза оцениваем обстановку. Публики, повторяю, довольно много, но вся она какая-то одинаковая. Парами, тройками или маленькими группами медленно прохаживаются крепкие мужики, совсем не возраста старых большевиков, все в темных пальто и в одинаковых пыжиковых шапках. Я говорю: "Вася, ты понимаешь, что это ГБ?" Аксенов отвечает: "Абсолютно правильно, и, по-моему, срочно надо чесать отсюда и уводить наших ребят. Но без паники".
Мы возвращаемся к нашей компании и небрежно так объясняем, что, наверно, никакой демонстрации или митинга не будет, это кто-то распустил слухи и нечего нам тут делать, возвращаемся в ЦДЛ. А Наташка Владимова восклицает: "Мне давно надо было зайти в ГУМ, купить одну вещь. Ребята, подождите нас с Жорой у ГУМа". Ну что ж, мы мирно пересекаем Красную площадь, причем мы с Васей идем последними, но когда подходим к дверям ГУМа, никого из наших не видим. А к нам вплотную прилипают молодые незнакомые люди, машут перед носом какими-то ксивами и шепчут: "Вы арестованы. Тихо, без скандала садитесь в "Волгу". Черная машина, как по мановению волшебной палочки, оказывается тут же, перед нами, дверцы гостеприимно распахиваются. Нас с Аксеновым сажают на заднее сиденье, туда же втискивается молодой человек, еще один садится рядом с шофером, и "Волга" довольно быстро рулит по московским улицам. ...Машина въехала в какой-то закрытый двор, мы поднялись по лестнице и вошли в довольно большую комнату, где уже сидела вся наша компания. Тихо переговаривались между собой и, во всяком случае, не показывали, что они напуганы или нервничают. Лишь Наташка Владимова, в свойственной ей манере, начала скандалить:
- Я в ГУМе колбасы хотела купить, а тут нас схватили и куда-то привезли. А я есть хочу!..
Я понял, что этот разрастающийся скандал надо немедленно остановить. ..."Ребята, - сказал я, обращаясь к нашим, - прошу вас, ведите себя так, чтобы не давать никаких зацепок. А я сейчас пойду к их начальству и выясню, что все это означает". И к молодому человеку очень спокойным тоном:
- Проводите меня к вашему главному.
Молодой человек поколебался, но повел.
В небольшой комнате за начальственным столом с массивной настольной лампой сидел сравнительно молодой человек, как мне показалось, знакомый мне тип руководящего работника среднего звена. Он вопросительно смотрел на нас обоих, ведь он еще не давал команду. Чтобы предотвратить упрек его подчиненному, я сказал:
- Это моя инициатива. Я Анатолий Гладилин, член Союза советских писателей, вот мое удостоверение - я положил на стол свой членский билет. - Меня с группой писателей задержали на Красной площади. Объясните мне, пожалуйста, где мы находимся и что все это означает?..
- Анатолий Тихонович, - мой визави не поленился, запомнил мое имя-отчество, - вы находитесь в городском штабе комсомольской дружины города Москвы. Вас задержали, потому что вы приняли участие в несанкционированной демонстрации на Красной площади.
Тут мне сразу стало легче, с комсомольским начальством я привык иметь дело. И дальше я стал объяснять кое-что моему визави привычным для него тоном комсомольского работника. ...Я объяснил, как и почему мы оказались на Красной площади. Но разве мы вызывающе себя вели? Разве мы выкрикивали какие-нибудь лозунги? И вообще, между нами говоря, мне не нравится эта ситуация: нас арестовала не милиция, не Комитет госбезопасности, а поручили это вам. Вы задержали людей, очень известных в стране (я перечислил фамилии). А теперь рассудите сами: раз мы узнали, что будет антисталинская демонстрация старых большевиков - да, допускаю, что кто-то распустил злонамеренные слухи, - то, наверно, они дошли и до западных корреспондентов в Москве. И вот, представьте себе, они узнают, что арестована группа писателей, и какая это будет сенсация для западной прессы! А у нас начнут искать, кто напортачил? И окажется, что КГБ и милиция в сторонке, а все свалят на комсомол...
- Анатолий Тихонович, - проговорил мой визави, - я обязан хотя бы коротко побеседовать с каждым и записать его данные. Но вы понимаете, такова инструкция. А потом мы вас всех отпустим. Вы уже сейчас можете быть свободны.
- Нет, - сказал я, - я вернусь и объясню все ребятам.
- Как хотите, - последовал сухой комсомольский ответ. - Главное, чтоб без инцидентов.
Я вернулся со своим провожатым в комнату, где нас всех собрали, и мне показалось, что вид у нашей компании несколько пришибленный.
- Ребята, - сказал я, - в общем, произошло недоразумение. - Сейчас вас всех по очереди вызовут, просто, чтоб записать данные, кто вы и что. А дальше мы все вместе выйдем и кто куда хочет - кто домой, кто в ЦДЛ.
Может, мне показалось, что раздался вздох облегчения. Но тут же прозвучал иронический голос Юнны Мориц:
- Ребята, а вы не заметили, что последние полчаса Гладилин как-то нами командует?
Я тут же ответил, что в командиры не рвусь, делайте что хотите, но вот мы, например, с Аксеновым, наверно, вернемся в ЦДЛ.