На первый взгляд, Гутов создает памятник рисунку. Причем не в каком-то метафорическом смысле, а в очень даже конкретном. Он повторяет контуры рисунка в металле. Но не одной линией, а сохраняя "скоропись" пера, пробелы, штриха.
Скажем, для нынешней выставки Гутов сделал работу "Молодая женщина с ребенком на руках" - по единственному рисунку Рембрандта в коллекции ГМИИ им. А.С. Пушкина. На выставке можно увидеть этот очень маленький набросок пером, который хочется разглядывать с лупой.
Гутов, собственно, и предлагает "лупу", превращающую графику в скульптуру. Рисунок, быстролетящий, как само время, схватывающий мгновение, оказывается в свою очередь "пойман" и превращен в памятник самому себе.
Гутов "копирует" Рембрандта. Но копирует в том же смысле, в каком фотограф повторяет реальность. Сходство усиливается еще и увеличением масштаба.
Насколько завораживающим может быть фотоувеличение, показал еще Антониони в одноименном фильме. Гутов сходный сюжет разыгрывает в монументальном жанре. Но он делает участником интриги зрителя, которому отведена роль фотографа. Он сам должен найти точку в пространстве, с которой пазл из металлических загогулин, крючков, похожих вблизи на обломки кочерги или остатки искореженного заграждения, сложится абрис мгновения, запечатленного художником в XVII веке.
Тут надо уточнить, что уж совсем бросить зрителя на произвол судьбы кураторы ГМИИ им. А.С.Пушкина не решились. И в качестве ключа-подсказки нарисовали на полу белый круг, из которого уж точно можно увидеть уходящую фигурку женщины с прижавшимся к ее плечу ребенком.
Впрочем, свобода поиска (и выбранной позиции) остается со зрителем при встрече с другими работами по рисункам Рембрандта.
На выставке можно увидеть "Девушку" с рисунка "Исцеление Товита", что хранится в Берлине, "Нищего старика" с наброска 1632/34 года из Британского музея, "Младенца у груди матери", пришедшего с листка 1630-х годов, что сейчас в Бирмингеме...
Есть и работа 2009 года - по рембрандтовскому рисунку из Гравюрного кабинета в Дрездене "Христос во время шторма на море Галилейском..." (1654/55). По ней видно, как рисунок превращался в скульптуру. Здесь сетка, на которой возникает набросок головы испуганного апостола, фиксирует плоскость листа. И парусная лодка с Христом и его учениками, попавшая в бурю, еще не прорывает эту плоскость, не уходит в третье измерение. Но простор вокруг лодки, открытость "листа" резко контрастирует с металлической сеткой в углу, словно свидетельствуя об освобождении из теней страха.
Надо сказать, что Рембрандт не единственный герой Гутова. Первыми "рисунками" в железе, выполненными Дмитрием Гутовым, были рисунки Маркса на полях рукописи "Немецкой идеологии". Рисунки эти, как рукописная правка Энгельса на той же странице, вместе с воспроизведением автографа Бетховена были показаны в 2007 году на 12-й Документе.
К слову, идея этого "перевода" чернил в железо, превращения буквально в "железный стих", пришла к художнику, по его словам, когда он наблюдал заборы из подручных железяк, которые сооружали в Кузьминском лесу жители московских пятиэтажек для защиты своих огородов, захваченных без всякой бюрократической волокиты. Короче, без всяких разрешений.
Рембрандт же возник, поскольку, по признанию художника, "рисунки Рембрандта дают ...наилучшую возможность своим идеальным балансом каллиграфической линии и реалистической точности".
Таким образом, нынешний проект - плод любви художника не только к старым мастерам, но и к каллиграфии и марксизму.
Это те "круги", обозначающие авторскую позицию, из которых можно увидеть разные стороны одного проекта. Например, обнаружить в нынешней выставке Дмитрия Гутова еще и попытку "настроить" взгляд зрителя не только на волшебные рисунки старого голландца, но и уточнить оптику социального видения.
В конце концов, нам нужно сознательное усилие, чтобы увидеть не только памятник "Нищему старику", увековеченному Рембрандтом, но и безымянного нищего у метро.
Да, это другой ракурс. Так и Гутов о том же. Разве нет?