В 1943 году Евгений с матерью возвратились из эвакуации в Москву, где жили родственники отца, затем в Ленинград. Окончил Ленинградский Технологический институт им. Ленсовета, Высшие сценарные курсы; автор сценариев свыше 20 документальных фильмов (в том числе "Чукоккала"). Работал в геологических партиях на Дальнем Востоке, на ленинградских заводах.
В 1960-е годы входил в круг так называемых "ахматовских сирот" (вместе с Иосифом Бродским, Дмитрием Бобышевым, Анатолием Найманом). Иосиф Бродский назвал его "трагическим элегиком".
В 1979 году - участник альманаха "Метрополь". Стихи Рейна распространялись в самиздате, часть их публиковалась в журнале "Синтаксис". Первая книга вышла в 1984 году ("Имена мостов", с сильным цензурным вмешательством). Переводил поэтов народов СССР, английскую, индийскую и арабскую поэзию. В 1987 году поэт принят в Союз писателей СССР.
В настоящее время преподает на кафедре литературного творчества в Литературном институте имени А. М. Горького, там же руководит поэтическим семинаром.
Евгения Рейна традиционно называют "возмутителем спокойствия". Вот что пишет о нем филолог и критик Сергей Оробий:
"Евгению Рейну не "делали биографию", как "рыжему", но ахматовское благословение отметило и его, и биография, в конце концов, получилась. Поздно дебютировал в официальной печати, но рано вошел в элитный поэтический круг, был наречен "ахматовским сиротой", печатался в самиздате, потом удостоен гос- и прочих премий, объездил полмира, переводил стихи Туркменбаши, объяснив это занятие с истинно рейновским изяществом, мол, "не хватало на пельмени", а еще обаятельнее обосновал в стихах: "И все-таки, я ждал - и я дождался, / теперь - держись. / Но я не твой противник, государство, / Я - просто жизнь".
Если судить по нынешним читательским рейтингам, то Рейна скорее "почитают, чем почитывают". На нынешний вкус его стихи воспринимаются как предельно простые - и это правильно. Любой поэтической эпохе нужен свой "патриарх". Рейн на эту роль прекрасно подходит и, что важно, весьма комфортно в ней себя ощущает. Он величествен даже внешне - лев с петербургской набережной, как его однажды назвал Евтушенко. Незабываемо читает стихи - однотонное и громогласное чтение слышно во всех концах зала. Впрочем, поэтическая обстоятельность ничуть не вредит искренности (вспомним хрестоматийное: "Холодный песок прибалтийский / Замешан на талом снегу, / Как хочется мне проболтаться! / А вот не могу, не могу")".