Александр Титель представил современную версию оперы "Пиковая дама"
Память, ностальгия по уходящей культуре и одновременно острое, живое ощущение истории, уроки которой не замыкаются во времени - устойчивые мотивы режиссуры Александра Тителя. В "Пиковой даме" он продолжил развивать свою тему, сдвинув действие оперы из времен пудреных париков и кринолинов в начало двадцатого столетия - время пан-эстетизма, искусной декадентской красоты и, одновременно, ужаса надвигающейся катастрофы - первой в истории человечества мировой войны.
Отсюда и образы спектакля - греческий портик с периметром и полукружьем белых колонн, как символ классической гармонии, тут же - кители, винтовки, передники сестер милосердия времен Первой мировой войны и дружные маршировки мальчиков в шинелях: "Мы все здесь собрались / На страх врагам российским". Художник Сергей Бархин создает легкое и многомерное сценическое пространство, сливающееся своим глубоким синим цветом и белыми колоннами с интерьером самого театра, по сути, скрещивающее и с легендой театра - "белоколонным" спектаклем "Евгений Онегин" Станиславского.
Внутри новой "Пиковой дамы” заложено множество намеренных цитат и отсылов, искусно вмонтированных Тителем в ткань спектакля. Действие, перемещенное на век вперед, попадает в эпоху русского Серебряного века, театральным интертекстом которого считается блоковский "Балаганчик". С его героями - с Арлекином, Коломбиной и Пьеро - разыгрыватся в спектакле интермедия "Искренность пастушки". Пунктиром цитируется и спектакль учителя Тителя Льва Михайлова - как и в его "Пиковой даме", Лиза выходит здесь на сцену в роли Прилепы (Коломбины), а в финале спектакля она появляется в толпе игроков перед угасающим взором Германа. Все эти параллели простраивают полотно тителевского спектакля, связывающее и росийскую историю, и историю Театра Станиславского и Немировича-Данченко, и культурные контексты "Пиковой дамы" с современностью.
Для Тителя одним из ключей к партитуре становится не тема игры и власти Случая, а тема гибнущей цивилизации, стоящей на пороге мировой войны. И Герман в кителе, и офицеры-игроки проигрывают в этом спектакле не собственные деньги или жизни, а судьбу собственной страны. Бег времени неукротим, и вращающаяся, как колесо, как стрелки невидимого циферблата, полукруглая колоннада сменяет без остановки сцену за сценой. Маршируют с винтовками дети, толпа спасается в колоннаде от грозы, под страшные раскаты оркестра, напоминающие далекие залпы орудий.
Полина (Ксения Дудникова) взволнованно поет под фортепиано любимый романс Лизы, исступленно взывая "могила, могила!", кто-то из девушек закуривает, а кто-то и рюмку наливает. Во всем разлит миазм войны, смерти, выбирающей жертву не по Случаю броска карты, а по воле развязавших войну. И в этой системе ценностей все серьезнее и страшнее.
И Графиня здесь (Елена Заремба) - не привычная старуха с трясущейся от старости головой или поздними сладострастными порывами, а стильная леди с прямой спиной, феминистка, напоминающая интеллектуальных гранд-дам Аллы Демидовой. То, как она поет французскую песенку, изображая легкими движениями танцевальные па, то, как участвует в жизни - и в вечеринках Лизы, и в балах, - то, как потешается над Германом, кинувшимся ее целовать, чтобы вырвать заветную тайну карт, как отталкивает его и внезапно падает, удивленно понимая, что и ее настигла смерть, означает, что она знает секрет того, что значит власть. Здесь нет мистики - есть только борьба за власть. Герман в спектакле (Нажмиддин Мавлянов) - офицер, который мог бы стать героем на войне, но он влюблен, любовь его влечет, он страстен с Лизой (Елена Гусева), нежен, благороден, пока не осознает власть трех карт, ту "власть", что вознесет его над всеми. Тогда и начинается его безумие.
Тогда Графиня является ему в белом платье, как страшная потусторонняя невеста, идет рука об руку с ним. А черные люди несут носилки, и плещется в них "зеркало" невской воды. Но и это не мистика, а бредовый сон выпившего героя. Лиза исступленно кричит у канавки, она не верит, что он - убийца. Между ними случается еще один страстный дуэт любви, и - развязка в игорном доме. Александр Лазарев ведет оркестр в том лихорадочном темпе, в котором написана Чайковским партитура "Пиковой дамы", созданная за 44 дня. Купюры в опере все открыты, певцы выдвинуты на первый план, но оркестр несет в себе огромный энергетический заряд, раскручивая действие, как мчащаяся махина. И когда в финале звучит над застрелившимся Германом хорал "Господи, прости ему", пульс оркестра "обрывается", а в зале зажигается свет, вдруг осознаешь, что молитва эта звучит не за Германа, а за всех нас, живущих в это катастрофическое время.