Нынешний фестиваль оказался впечатляющим как по подбору сочинений и авторов, так и по составу участников. Московская Филармония и ГАСО выступили как равноправные партнеры, а участие Владимира Юровского в качестве худрука, дирижера и спикера обеспечило фестивалю повышенное внимание публики и высочайший уровень исполнения сложнейших партитур ХХ века. Сама афиша фестиваля, где исполнялись сочинения Булеза, Куртага, Штокхаузена, Берио, Адамса, Райха, Ромителли, опусы Галины Уствольской, Владимира Мартынова, молодых российских авторов, принадлежащих той самой новой генерации, которая существует в "другом" музыкальном пространстве, - заслуга Владимира Юровского. Отпечаток его артистической индивидуальности, его особенный вкус к интеллектуальным штудиям проявлялся во всем: в том, как сосуществовали рядом сочинения ХХ и ХХI веков, как точно и ярко играли музыканты оркестра и в той уникальной атмосфере, что воцарилась в Концертном зале Чайковского с первого же дня.
Все тут были друзья и единомышленники. Сложнейшие, замысловатые партитуры буквально впитывались залом в благоговейной тишине. После исполнения "Групп" Штокхаузена (1958) и "Ритуала памяти Бруно Мадерны" Булеза (1975) публика прямо в середине концерта устроила продолжительную овацию. Исполнение - впервые в России - знаменитой "Симфонии" Лучано Берио (1968), считающейся манифестом постмодернизма, стало историческим событием. И прозвучало оно в исполнении Азербайджанского Государственного симфонического оркестра под управлением Фуада Ибрагимова и восьми исполнителей из ансамбля Филиппа Чижевского Questa Musica. В этом же концерте азербайджанский оркестр исполнил поэтичнейшую, тихую и хрупкую вещь Фараджа Караева - четырехчастную Серенаду для малого оркестра "1791", сделанную на основе более ранней пьесы "Я простился с Моцартом на Карловом мосту в Праге". В ней автор деликатно цитирует фрагменты из "Реквиема" Моцарта: это его, личный образ Моцарта, и шире - его личный, авторский гештальт на австро-немецкую традицию.
В первый день фестиваля состоялись две мировых премьеры: Олег Пайбердин, первый арт-директор и инициатор фестиваля "Другое пространство", представил оркестровую версию сочинения Vox ("Глас") для БСО, в котором убедительно обыграл стиль и приемы звуковедения раннего средневекового органума, проследив путь от монодии до "ленточного" многоголосия и обратно.
Зыбкая, флюоресцирующая обертонами звуковая материя "Фантомов" Владимира Николаева истекала едва слышными вибрациями струнных и нежными трелями деревянных духовых, рассаженных на балконах слева и справа от сцены; могучее крещендо меди, поддержанное завыванием ветра (которое производил специальный театральный механизм), так же быстро опадало, вновь уступая место бестелесному шелестению и таинственным шорохам.
Вторая симфония Уствольской - "Истинная Вечная Благость" на текст средневекового мистика Германа Расслабленного - могла бы шокировать слабонервных. Жуткий волчий вой, вырывавшийся из глотки актера Игоря Яцко, сменялся размеренным скандированием с последовательным ораторским возвышением голоса: "Истинная...истинная...Вечная...вечная...Благость!". Размеренная поступь музыки - никаких ритмических вариаций, только четверти - производила на слушателей гипнотическое воздействие.
Еще одним важным событием стало исполнение Tehillim Стива Райха; сочинение, написанное на отрывки из текстов Псалмов. Монодия, мимикрирующая под древние гимнические песнопения, исключительная функция ритма стиха и радостная, праздничная эмоция в крайних частях цикла удачно предварили настрой Рождественской оперы-оратории Джона Адамса "Эль Ниньо" ("Младенец Христос"), исполненной на заключительном концерте фестиваля.
Многолюдный сводный хор и великолепные солисты, среди которых особо отметим сопрано Розмари Джошуа, экспрессивное и умное исполнение басовой партии Максимом Михайловым и превосходный, гармоничный ансамбль трех английских контратеноров - Даниэла Бубека, Брайана Каммингса и Стивена Рикардса - дополнялись насыщенным звучанием оркестра. Празднично-приподнятый тонус оратории напомнил о искрящейся радости "Магнификата" Баха. А массивный хор и ораторские приемы отсылали к "Мессии" Генделя.
Впрочем, каждое отобранное для фестиваля сочинение так или иначе погружало в толщу культуры со всем четырехвековым пластом европейской музыкальной традиции: будь то "Группы" Штокхаузена, апеллирующие к постромантизму Рихарда Штрауса, или Tehillim Райха, взывающий к иудейским корням. Подобно "Симфонии" Лучано Берио, множащей цитаты и квазицитаты, исследующей происхождение языков и запросто играющей с вавилонским смешением наречий, - так и фестиваль открыл широкой публике другое пространство, в котором языки и голоса культуры звучат в равноправном полилоге с историей и временем.