На нынешнем открылись три выставки: посвященная балетам Бежара фотографа Франсуа Паолини, "Застывшеее движение" заболевшей экспериментальным танцем еще в 1973 году Луис Гринфилд, раритетная "Немеркнущие звезды. Труппа полковника де Базиля" о наследующей Balle Russes Дягилева компании Василия Григорьевича Воскресенского, больше известной в мире, чем в России. Но удивила больше всего выставка "ОбличьЯ. Больше, чем реальность", где маски этнографического музея смотрелись истоками причудливо разрисованных лиц Бурлюка и компании, и еще более причудливыми ностальгически радостными инсталляциями Андрея Бартенева, ради которых в Шереметьевском дворце вздыбился паркет.
Балле Бежар Лозанн не повторил программу, неделю назад показанную на фестивале "Context. Диана Вишнева". Бежаровцы для начала показали свою самую любимую в России классику - балет "Бхакти". Тот самый, где пара индийских богов красиво совокупляется в отточенных индийским танцем балетных па, взорвавший Москву в конце шестидесятых и получивший оду в тогдашнем журнале "Театр" от храброй Майи Плисецкой.
"Чудесный мандарин" на непростую музыку Белы Бартока поразил умением Бежара делать с помощью танца настоящие киноистории. Путаный сюжет с крупной крошкой всякой всячины - тут и китайский император с сыплющимся на голову "прахом времени", и витальный маоист, и эстетика криминальной окраины большого европейского города с проституткой, сутенером и неизбежным ножом - выстраивается в историю, от которой невозможно оторваться. За прошедшие со дня постановки четверть века появлялись спектакли и жестче, и изощреннее, но крепкая конструкция Бежара захватывает даже испорченного клиповой эстетикой зрителя. Краткий "Этюд для дамы с камелиями" на музыку Шопена и Чилеа выглядит будто постановщик и не Бежар вовсе, а неведомый романтик, ностальгирующий по началу ХХ века. Изысканная Элизабет Рос с партнерами плетет в нехитром танце психологические кружева, за которыми видится классическое "Видение розы" антрепризы Дягилева.
Основательница и худрук Белого театра танца Изадора Вайс, милая и почти робкая в общении полька, на сцене мечет молнии и рвет страсти. Выбор представленных на фестиваль спектаклей обещал потрясения на литературной основе - давали "Федру" на музыку Малера, "Девушку и смерть" на музыку Шуберта, "Тристана и Изольду" на музыку Джонни Гринвуда и Кшиштофа Пендерецкого, лично приехавшего на фестиваль. Театр оказался энергичным и не очень взрослым: "женские истории" выглядели внятно, но махина "Тристана и Изольды" утонула в необъяснимых подробностях и ложных финалах.
А вот юбилейному году Прокофьева "Дягилев PS" отдал почести сполна. Сначала "Ромео и Джульетту" в Большом зале санкт-петербургской филармонии исполнил усиленный дополнительным составом оркестр Musica Aeterna с залюбленным Теодором Курентзисом за пультом. А пару днями позже свою версию представили Вячеслав Самодуров и труппа Екатеринбургского театра оперы и балета. Заказанный Самодурову Королевским балетом Фландрии три года назад "Ромео..." получился задиристым, грубоватым, искренним. Несколько эпизодов, включая драку на площади, обдуманно нескладный дуэт Джульетты с Парисом и сцену на балконе, были даже хороши, разве что напрасно порхающий от любви Ромео вдруг пустился вприсядку. Среди заражавших энергией артистов особенно выделялся живчик Меркуцио. Если бы Дягилев приглядывал за происходящим с небес, он бы порадовался.