Уверен, что московское правительство в лице вице-мэра Леонида Печатникова в сотрудничестве с руководителями московских театров нашло ту, вполне разумную, модель взаимных финансовых отношений, которая устраняет субъективизм чиновников и - одновременно - возможность их обольщения наиболее влиятельными представителями творческого сообщества. Финансирование будет зависеть от количества мест в зрительном зале и от того, насколько эти зрительные залы будут заполняться публикой. При этом учитывается специфика работы детских, драматических, музыкальных театров, что тоже вполне обоснованно. Неравенство становится справедливым и объяснимым, а принципы поддержки - прозрачными. Существенно и то, что власть не собирается вмешиваться в художественную сферу работы коллективов, сохраняя конституционное право на свободу творчества, и оставляет все самостоятельно заработанные деньги в руках руководства театров. И первое, и второе, безусловно, важно. Так что все творческие риски должен нести сам театр. А вырученные от творческой и коммерческой деятельности средства помогут сводить концы с концами. Не только прокатывать уже имеющиеся спектакли, но и создавать новые постановки. Ведь сумма дотаций, получаемая от городских властей покрывает половину затрат, необходимых для нормального функционирования театра. При соблюдении всех этих условий предложенная городом модель финансовых взаимоотношений выглядит оптимально - в меру новаторски, в меру консервативно. Тем более что она введена на два сезона, с первого января 2017 года, - за это время, безусловно, проявятся какие-то проблемные узлы, которые - не сомневаюсь - удастся развязать без ненужных потрясений.
Повторю еще раз то, что предложено московскими властями и принято столичным профессиональным театральным сообществом, - хороший пример для всей России. При этом надо понимать, что дело не только в уникальных финансовых возможностях Москвы, но и в профессиональных качествах московской команды управленцев. И тех, кто представляет столичное правительство, и тех, кто руководит конкретными творческими коллективами. Однако взаимоотношения искусства, власти и публики (общества) не исчерпываются лишь сферой экономики и количественными показателями. Есть некоторые смысловые сегменты этих связей, которые требуют особого внимания. В данном случае остановлюсь лишь на одном из них. Ни в коей мере не идеализируя советскую практику управления искусством, хотя бы в силу тотального диктата КПСС и жесткой идеологической и эстетической цензуры, все же позволю себе напомнить, что министерства и ведомства, занимающиеся культурой, занимали достаточно последовательную позицию в поддержке современного искусства.
Если репертуар театров, к примеру, должен был ежегодно пополняться четырьмя новыми постановками, то две из них должны были представлять современную советскую драматургию. В программах филармонических концертов современная советская музыка никогда не занимала столь значительного места, но ее ежевечернее исполнение было обязательным условием для любого симфонического оркестра, где бы он ни выступал - в Большом зале Московской консерватории или в Карнеги холле. Для авторов, которые не вписывались в жесткие эстетические рамки социалистического реализма, создавали специальные профессиональные гетто вроде фестиваля современной музыки в городе Горьком. Симфонический оркестр Горьковской филармонии исполнял сочинения Альфреда Шнитке, Софьи Губайдулиной или Эдисона Денисова для ценителей и знатоков современного искусства. Да и для мастеров современного изобразительного искусства, расходившихся с линией компартии и правительства, после скандалов с "бульдозерной выставкой" находили компромисс с выставочным пространством в группкоме графиков на Малой Грузинской. Понятно, что подобная забота о современном искусстве была продиктована идеологической установкой на то, что светлое коммунистическое будущее и даже социалистическое настоящее много лучше любого прошлого. И сегодня очевидно, что без государственной или общественной поддержки современное искусство существовать не может. Сложная ситуация складывается, к примеру, с современной музыкой. Ее аудитория ограничена профессионалами и в высшей степени подготовленной публикой. Как правило, ее не включают в свои программы наиболее известные симфонические коллективы. Те, которые и должны заказывать новые сочинения современным композиторам, так как у министерств и ведомств культуры такого права не существует вот уже четверть века. Разумеется, в концертных программах присутствует новая музыка, но, как правило, все это уже отечественная или зарубежная классика ХХ века. А для того чтобы Сергей Прокофьев, Дмитрий Шостакович или Мечислав Вайнберг стали признаваемы широкой аудиторией, нужно было приучить ее к этой музыке регулярным исполнением. Современное искусство может нравиться или не нравиться, оно может приносить коммерческие убытки и репутационные потери, - но без него происходит омертвление общественного бытия.