Юрий Борисенок: Музейный статус обеспечил Исаакию выживание
В 1940 году, когда музейная значимость шедевра Монферрана как "пособия для изучения широкими трудящимися массами истории нашей Родины" уже никем всерьез под сомнение не ставилась, в брошюре "Церковники Исаакиевского собора в борьбе против народа" написали нечто совсем интересное. Исаакий в духе нового толкования истории оказался в избранном ряду киевских и новгородских соборов и монастырей, Новодевичьего монастыря и храма Василия Блаженного в Москве: "После Октябрьской социалистической революции они по требованию трудящихся прекратили свою деятельность и стали музеями".
Но это уже предвоенные годы, когда Союз воинствующих безбожников (СВБ) несколько притормозил свою деятельность, чтобы с началом Великой Отечественной летом 1941-го ее прекратить вовсе. А в 1930-е годы антирелигиозные журналы продвигали совсем другие идеи: "Художественные музеи-храмы, монастыри в большинстве случаев являются своеобразными очагами религиозных настроений". Означало сие, что экспозицию с маятником Фуко в случае ужесточения политики можно и прикрыть, вплоть до сноса. К счастью, массовых призывов взорвать Исаакиевский собор источники не зафиксировали, впрочем, не видно и обращений простых граждан устроить в нем музей. Идея музеефикации пришла в голову "трудящимся" из числа советских аппаратчиков от культуры, работавших в Наркомпросе под началом известного в том числе и своей борьбой с религией Анатолия Луначарского. Для начала же, как радостно о том повествует брошюра 1931 года издания "Из очага мракобесия в очаг культуры", в октябре-ноябре 1919-го перечислили в доход казны принадлежащие собору денежные средства в размере 27 025 рублей, а 5 и 8 мая 1922 года изъяли:
- золота - 3 пуда 11 фунтов 48 золотников 92 доли;
- серебра - 138 пудов 31 фунт 61 золотник;
- драгоценных камней - 796 штук.
После этого в марте 1923 года собор можно было в духе курса на раскол православной церкви отдать под управление "обновленцам", причем в том же самом году последние уже вышли из фавора у советской власти. Состояние храма по ходу всех этих перемен ухудшалось на глазах, что и зафиксировали положившие на него глаз сотрудники Главнауки Наркомпроса. При этом С. Лебедянский, один из авторов брошюры об "очаге мракобесия", нашел внутри Исаакия не только художественные шедевры и подстраховался на случай решения о сносе: "Внешне монолитный и устойчивый собор в действительности крайне хрупок и неустойчив, в силу недобросовестности постройки. [...] Всякий приставленный к постройке старался сорвать как можно больше лично себе, мало заботясь о всей постройке. Собор сделан в отдельных своих частях неграмотно и совершенно недобросовестно. [...] ".
Примечательно, что в постановлении Президиума ВЦИК от 18 июня 1928 года, на основании которого храм был отдан Главнауке, нет ни слова о том, какой музей там нужно организовать. Споры продолжались вплоть до открытия экспозиции в апреле 1931-го в качестве Государственного антирелигиозного музея, о чем поведал его тогдашний директор Лев Финн: "Борьба за превращение собора в антирелигиозный музей велась в течение трех лет. Три года Областной совет СВБ ожесточенно бился с тогдашними руководителями собора за это дело. И даже в последние дни, когда музей был уже создан, злая воля классового врага захотела испортить нормальный ход маятника Фуко, пустилась на вредительство. Какой-то злостный вредитель, хорошо знающий расположение собора, забрался наверх и в верхней части крепления маятника оттянул его за проволоку в сторону, нарушив таким образом его правильную работу". Под "тогдашними руководителями собора" скрывались глава Ленинградских государственных реставрационных мастерских Главнауки Александр Удаленков и архитектор Николай Никитин, видевшие для Исаакия более научное и менее антирелигиозное музейное будущее. Финансирование же проекта велось при содействии воинствующих безбожников, представитель которых Финн и сел в директорское кресло, умудрившись даже получить в 1932 году выговор за "несогласованное снятие крестов с собора".
Лишь в 1947 году собору было выдано охранное свидетельство, подтверждавшее статус памятника архитектуры и искусства. В 1930-е же годы советская власть зорко присматривалась, так ли уж нужен в самом центре бывшей столицы империи новый музей, пусть даже и атеистического профиля. Власти не спешили излишне громко трубить ни о передаче храма Главнауке летом 1928 года, ни об открытии в нем экспозиции для публики на Пасху 12 апреля 1931-го.
В двух главных центральных газетах, "Правде" и "Известиях", об этом по горячим следам событий не напечатали ни слова. Самой разной информации с берегов Невы при этом хватало - в 1928-м заработала новая воздушная линия Ленинград - Берлин, в Разливе открылся памятник-шалаш Ленину, в самом городе организовали "буддологический институт" и даже сократили потребление пива на 18 процентов...Внешне новости о музее в Исаакиевском соборе в эту линию успехов социалистического строительства укладывались, но у миллионов читателей могло зародиться и сомнение, а нужен ли в выдающемся памятнике храмового зодчества маятник Фуко, пусть он значительно лучше, чем в Париже.
По итогам всех экспериментов большевиков над Исаакием становится понятно, что музейный статус все-таки обеспечил уникальному шедевру выживание и путевку в век XXI.
Как грабили собор
Большевики вывезли из Исаакия: золота - 3 пуда 11 фунтов 48 золотников 92 доли; серебра - 138 пудов 31 фунт 61 золотник; драгоценных камней - 796 штук.