Вышла книга в память о поэте Анатолии Чеснокове

Недавно я получил письмо от ульяновского литератора Геннадия Дёмочкина - пожалуй, самого необычного биографа родного города. Его книги об Ульяновске и его людях столь исповедальны, что это уже скорее не краеведение, а душеведение. Когда-то мы учились с Геннадием на одном факультете в университете, поэтому - на "ты".

Привет, Дима!

Посылаю тебе очередную свою книжку, уже 33-ю. Эта, как видишь, о поэте*. Не могу сказать, что Толя Чесноков был моим другом, может быть, у него и не было закадычных друзей. Но все мы, его приятели, знакомые, литераторы - поэты, почитатели его стихов были потрясены трагической гибелью Анатолия 8 марта 2010 года в его родном и любимом селе Теньковке. Вместе с ним в пожаре погибли рукописи стихов, неоконченный роман о родных местах "Там, за холмами..."

Свет ему электрики отключили за неуплату еще в январе. Поэтому вечерами, работая, он открывал дверцу печи для освещения, а тут, видно, задремал, уголек выпрыгнул на разбросанные кругом бумаги, и пламя мгновенно охватило всю избу.

В последнем стихотворении Анатолий написал:

...Почерневшей летишь головнёй

Над седою моей головой,

Чёрный ворон, я твой иль не твой?..

После Толи остались три книги стихов, которые, на мой взгляд, лишь по какому-то досадному недоразумению до сих пор неизвестны всероссийскому читателю.

А начиналось все в селе Теньковка, когда пятиклассник Толя Чесноков показал однажды учителю литературы свое стихотворение:

По берегу крутому

Бегу я налегке,

Малиновые зори

Купаются в реке.

Стихотворение оказалось пророческим: юный поэт словно бы увидел всю свою будущую жизнь. Пробежал по ней налегке (дважды был женат, но семьи так и не создал, имел дом в родной деревне, но скитался по стране). А уж пологими берега его судьбы и вовсе не назовешь: вечная неустроенность, бесприютность, перебивался случайными заработками, бродяжничал, пил...

Но что интересно: многие заметили за ним такую странность - "в завязке" переставал писать стихи, а в процессе пития - где-нибудь на скамейке, что на Венце Волги, или на трубах теплотрассы, или в зимнем саду Ленинского мемориала, куда пускали его знакомые журналисты, выдавал обалденные стихи - на зависть местным поэтам со вполне респектабельной судьбой.

После гибели Толи у многих из нас осталось ощущение вины: недостаточно поддерживали, мало заботились, не уберегли. На страницах книги, где более ста стихотворений Анатолия, я дал возможность всем нам выговориться - о Толе, о своей вине, о его стихах.

Вот счастье: стихи-то остались! Пусть с ними теперь познакомятся и читатели твоей, Дима, газеты.

Из воспоминаний об Анатолии Чеснокове

Не могу представить Толю при галстуке или просто в домашнем халате. Как-то поздней осенью он явился ко мне на работу в одних грязных носках - все остальное сперли "братья по классу". Сложно представить Толю и в уютной кровати под теплым одеялом. Есть ли в городе скамейка, на которой он не коротал бы темные симбирские ночи?..

* * *

"Господа! Я оставил до 2 сентября свой мешок, в котором 3 пустых ведра. Возьму завтра с утра. С уважением, Анатолий Чесноков. 1 сентября 1999".

Толя пытался как-то зарабатывать деньги. Эта записка - свидетельство того, что он привозил в город грибы. Не знаю уж, кому он их продавал.

Однажды он предложил нам купить у него землянику: он наберет и привезет, а мы гарантированно у него купим. Даже просил какой-то аванс. Помню, мы с коллегами переглянулись и ответили ему отказом. Никому не хотелось ягод, которые собрал Чесноков.

* * *

На политику у Толи аллергия. Разговоры о нациях, о патриотизме - странны, нелепы и бессмысленны. Во время непримиримых застольных диспутов о правых и левых Толя непривычно тих и скучен, но в конце вздохнет тоскливо и скажет: "А в Теньковке, поди, вовсю цветут сады..."

*Геннадий Дёмочкин. "Я весь из нежности и жалости..." Жизнь и судьба поэта Анатолия Чеснокова в воспоминаниях и размышлениях. Ульяновск, 2015.

Из стихотворений

Памяти Мариам

В том доме женщина жила,

худые плечики дрожали,

ее соседи уважали,

она приезжею была.

В том доме женщина жила,

кому-то тайны поверяла,

все чье-то имя повторяла,

и долго,

мучаясь,

ждала.

В том доме женщина жила,

смеясь, соседям угождала,

с печалью лето провожала,

по вечерам с работы шла.

Блистала ранняя звезда,

И женщина протяжно пела.

Мне до нее - какое дело -

я сам мальчишкой был тогда.

В том доме женщина жила,

потом уехала,

навеки...

Но памятью о человеке -

в том доме женщина жила.

1972, с. Теньковка

* * *

Радуга после дождя...

И в отдаленье -

Песня лесного дрозда

Там, за селеньем.

Солнце идет на закат

За перелески.

Чуткие бабочки спят

На занавеске.

1973,

с. Теньковка

* * *

Россия начинается с дождя,

пролившегося бурною рекою,

и с крепкого

каленого гвоздя,

забитого Петровскою рукою.

Россия...

Перекрестки,

поезда,

привязанные рельсами

к вокзалам.

Зеленая вечерняя звезда

над грудью зацелованной

причала.

1973, г. Ульяновск

* * *

И не деревня это- деревушка,

Над речкой, в запустеньи

старых ив,

Расселась, как заботливая

клушка,

Согрев собою два десятка изб.

* * *

И словно под сердце иголка,

когда за раскрытым окном

дохнет осенняя Волга

своим прощальным теплом.

А музыка на причале,

сплетясь с теплоходным

гудком,

смешает людские печали

с веселым своим языком.

1983, г. Ульяновск

***

По лесам - июня свет,

Синева в глазах цветов.

Здесь я не был бездну лет,

Счастья бедный птицелов.

На родимой стороне,

Здесь, у леса на краю,

Так светло сегодня мне, -

Будто побывал в раю...

1993, Ульяновск-Теньковка

***

Орешник, осинник, малинник,

Шиповник, лимонник,

рябинник,

Березник, калинник, дубняк.

И ельник, и день понедельник,

Не надо ни славы, ни денег.

Дорога уходит в овраг.

Заросший травою росистой

Ручей здесь журчит

с пересвистом,

Сливаясь со щебетом птах.

А сколько веселья - не грусти -

Подарят нам млечные грузди -

Здесь воздух грибами пропах.

Дорога ныряет в осинник,

Орешник, шиповник,

калинник,

В лимонное царство синиц...

Не нужно пилюль, поликлиник,

Мне лекарь - веселый

малинник

Вдали от врачей и больниц.

Сентябрь 1993, г. Ульяновск