Писатель Георгий Пряхин отпразднует 70-летний юбилей
Потом был Антон Макаренко со своей "Педагогической поэмой" и "Флагами на башнях": беспризорники становились трудовыми ресурсами новой жизни.
А потом мы стали большими. Взрослыми то есть. Пережившими войну и период голодных босоногих скитаний с холщовой сумкой через плечо, в которую собирали "Христа ради, тетенька, ну одну картофелину или свеколку... совсем есть нечего..."
И вдруг - "Интернат" в "Новом мире", который открыл нам беспризорников периода оттепели. И новое перо в советской литературе - Георгия Пряхина, воспитанника такого интерната, оставшегося в мире один на один со своей судьбой.
"Интернат" Георгия Пряхина, нашего Жоры Пряхина, вон он сидит напротив, в сельском отделе, на нашем шестом этаже, отданном "Комсомольской правде", в знаменитом здании на улице Правды, 24. Вкалывает Жорка до седьмого пота. Как рано ни придешь на работу, а он уже тут. Заметки в номер, что передали собкоры, правит, готовит к печати. Или собирается в командировку на целину, в казахские степи, которые поднимают к жизни кубанские или украинские хлопцы.
"Интернат" Пряхина потряс своих читателей судьбами маленьких человечков, оказавшихся на задворках великой страны, страны-победительницы. Пряхин пестовал, вынянчивал, выхаживал своих героев, еще не ставших цветами жизни, а только набухшими бутонами, но уже источавшими аромат любви. Вот этот период бутонной спелости и стал пробой пера молодого писателя, оказавшегося и ранним.
Одним из них был мальчик Сережа. В той, первой, жизни он до безумия любил свою маму. Однажды, в первом классе, оказавшись вдали от нее, он не выдержал долгой разлуки и потерял способность слышать звуки материнских шагов. То слышал их за километр от дома, когда она выходила со скотного двора и делала первые шаги к нему. И он по звуку считал эти шаги, пока она не переступала порог. Он, наверное, поэтому, поступив в школу, легко считал до десяти сотен.
А тут вдруг дальше десяти забыл счет. Наотмашь забыл.
То стоило ему залезть на крышу хаты, как он сообщал оттуда:
- Вон там двухголовая гора. Одна голова у нее больше другой.
До гор было сотни километров.
- А в той стороне течет большая река. За ней море.
Обеспокоенная родня позвала ученого мудреца: что с мальчиком? Может, лечить надо - скажи, как и от чего.
Ученый муж по приборам и карте направление сверял. Лишь одну неточность уловил, да не станешь мальцу на нее указывать. Не головы торчат над Эльбрусом с огромными макушками, как виделось мальчику, а прекрасные части божественного женского тела. Это каждый кавказец знает, что Эльбрус в переводе с местного языка на русский означает - девичья грудь.
Подрастет, сам узнает...
...Теперь он не лазал на крышу - бесполезно. Горы ушли за расстояние. Горизонта не было вообще, а дрожало что-то расплывчатое, зыбкое как студень, сваренный мамой.
Затем перестал понимать учительницу. Глядел на нее во все глаза, а в них ничто не отражалось. Кроме недетской тоски... И, наконец, потерял память и разучился говорить. Он стал таять как свечка перед иконой Богородицы... Ученый муж много говорил о каких-то особых талантах мальчика, которым наградила его Вселенная. Какими, знали только двое - мама и Вселенная. Сам он узнает потом, когда вырастет сильным и отзывчивым на беду. А пока мама стала для него той Вселенной, которую он воспринимал во сне и наяву. Только ощущая ее, он открывал окружающий мир. Без этого ощущения его сознание схлопывалось. Не было ничего.
- Ма-ма!
И мир возникал. С этим ощущением он начал его познавать.
Вдруг из него исчезла мама. Совсем и навсегда. А четырнадцатилетний мальчик Сережа оказался в том самом "Интернате", куда Георгий Пряхин его поселил. Это был самый романтический первенец автора, трепещущий и сочащийся ароматом пробуждающейся первой любви, обнесенной по периметру железной решеткой. Сиротская территория.
Георгий Пряхин на литературном небосклоне сразу стал звездой первой величины, а его "Интернат" пошел в тираж советского кинематографа.
Потом он напишет много книг. И каждая из них - как путевка в жизнь для вдумчивого читателя.
Писатель Пряхин как директор Российского государственного издательства "Художественная литература" выпустил тридцать пять потрясающих томов классики литературного народного творчества пятнадцати суверенных государств, бывших в составе СССР союзными республиками. Это документальное свидетельство высокой культуры народов того сообщества: армян, русских, белорусов, украинцев, молдаван, азербайджанцев, грузин, туркменов, таджиков, казахов...
Бесхитростная, но мудрая эта литература, как чаша добра на скатерти-самобранке, переполнена вздохами и охами народов:
- чтобы не было войн и нищеты;
- чтобы и в отчем доме, и в государстве все "жили по правде";
- чтобы сильный не обижал слабого, а помогал ему;
- чтобы люди любились на всю жизнь;
- чтобы на врагов лютых выходили все как один и бились до победы;
- чтобы все помнили: до Бога высоко, до царя далеко - сами решали б свои дела по правде и по совести.
А жить чтоб долго и счастливо в своем Отечестве, а похороненным быть в своей земле...
Все тридцать пять томов - как опросные листы веков: чего человеку надо и любо? И единым выдохом:
- Доброе Отечество на своей земле и долгая жизнь в кругу семьи и друзей. И чистое небо над головой.
Роман-предостережение "Звезда плакучая" и эти тридцать пять томов фольклора выйдут в свет почти одновременно, "взявшись за руки". В рабочее время в "Худлите" Пряхин, выходит, занимался реализацией своего фольклорного проекта. А дома, вечерами, писал "Звезду плакучую"?
- Да, - подтвердил мою догадку Георгий Владимирович, - между ними прямая связь.
- В романе ты сожалеешь о нашем межнациональном разбегании...
- Более чем.
- Потому что часть твоей семьи, тобою наконец-то найденная, оказалась за бугром?
- И потому, что нас в свое время соединили искусственно. А теперь рассоединили по живому. Кто и что от этого выиграл?
- И ты хочешь?..
- Я хотел, чтобы народы бывшего Советского Союза не разучились говорить по-русски.
- Юбилей как встречаете, Георгий Владимирович?
- Нормально. Вот комиссия была из министерства.
- Готовим "Худлит" к акционированию.
Ну, многие лета, дорогой Жора Владимирович!