"Планета обезьян: Война": планету сдали, планету приняли

В интересное время живем. Бездушные цифровые обезьяны играют лучше, чем теплый аналоговый Вуди Харрельсон. Они, конечно, не совсем такие уж бездушные, где-то там, за полигонами, говорят, прячется Энди Серкис. Но от мысли, на которую ненавязчиво, но настойчиво наводит фильм "Планета обезьян: Война”, не отвертеться всё равно. Люди не нужны - такая вот мысль. Не все, конечно, люди, а плохие люди.

Плохие люди - это солдаты. Так получилось (обычное совпадение, не подумайте), что все люди в фильме - солдаты. Кроме одной загадочной девочки, которая молчит, как партизан, глазками голубыми умильно хлопает, куклу к сердечку прижимает и то ли намекает на безрадостное будущее хомосапиенсов в следующей серии, то ли просто символизирует это будущее. Но "Война" вообще о другом. О войне.

Сначала как бы о вьетнамской (связка не самой, мягко говоря, славной страницы истории США, фантастики и человекообразных, кажется, становится модной). Бойцы с пессимистично-фаталистическими надписями на касках пробираются через лес, натыкаются на вьет… простите, на конгов, перестрелка, огонь со всех сторон, становится жарче, проклятые чар… то есть обезьяны появляются словно из ниоткуда, их все больше, полковник, прием, мы попали в засаду, всех наших перебили, полковник, кажется, я остался один, прием, сынок, слушай меня, не сдавайся, убивай их до последнего вздоха…

Постепенно собирательное кино о Вьетнаме обретает черты конкретной аллюзии. Чтобы самой отсталой мартышке было ясно, какой именно картине оммажирует режиссер Мэтт Ривз, он крупно показывает ее чуть измененное название: Ape-ocalypse Now. В роли Марлона Брандо - Вуди Харрельсон. Во всех прочих ролях - обезьяны. Примат-король Цезарь с верными воинами (и девочкой) бредут по постапокалиптическим пейзажам, чтобы добраться до обезумевшего военачальника. Но когда достигают пункта назначения, все опять меняется, и вот уже это не Вьетнам, а Вторая мировая, фюрер (который, не поверите, строит стену), фашизм, концлагерь, зондеркоманда.

Мэтт Ривз, как видим, на мелочи не разменивается. Он не копает - бурит через слои истории, сквозь тьму веков, тысячелетий, в глубь природы человека. А там, знаете ли, нет места хипповскому слюнтяйству. Когда речь идет о выживании вида, то все побочные эффекты от обретения чересчур навороченного мозга, теряют смысл, и такие понятия, как "хорошо" и "плохо", сводятся к двум тождествам: выжить - хорошо, не выжить - плохо. Ривз добавляет к ним еще одно: потерять то, что дает преимущество над другими видами, вместе с побочными эффектами - хуже не придумаешь.

По-хорошему, поумневших бандерлогов следовало искоренить еще в начале предыдущего фильма. И нечего тут нюни размазывать: ах, они же как мы, только шерстью покрыты. Вы еще о неандертальцах поплачьте. В том-то и дело, что как мы. А мы те еще гады, поэтому не надо лицемерия. Есть те, кто погаже, есть те, кто почище, но если отбросить всю шелуху цивилизации, все гоминиды, все животные. И то, что Цезарь - герой масштаба эпического, освободитель, вождь, изгнанник, снова вождь, искалеченный изнутри и снаружи, а полковник Вуди Харрельсон - жестокий изувер, тоже искалеченный, - это все драматургия. Естественный отбор таких слов не знает. Как и война, если рассматривать ее в качестве эволюционировавшей формы естественного отбора. С этой точки зрения, полотнище (с несколькими "щ") Ривза - образцовая драма о войне, без занудного и ущербного пацифистского морализаторства. Не "Апокалипсис сегодня", не лучше, но где-то рядышком.

4.5