Андрей Максимов: Мир театра нельзя оценивать по бытовым законам

Что-то такое знает, этот Евгений Писарев. Какую-то театральную тайну. Что-то такое ему известно, что превращает передвижение артистов по сцене в красоту, а сюжетные интриги - в театр. Знает этот режиссер какую-то театральную тайну, вот в чем дело. А потому так трудно писать про его спектакли: в отличие от тайны детективной тайну театральную разгадывать вовсе не надо. Имеет смысл ею любоваться, восторгаться. Вот и все.

Нынче Писарев поставил спектакль "Кинастон" по пьесе Джеффри Хэтчера в театре-студии под руководством Табакова.

Человек по фамилии Кинастон и по имени Эдвард - последний актер Англии эпохи Реставрации, который исполнял женские роли. Он гениально играл Дездемону и Джульетту. А потом пришли иные времена, на сцене стали играть женщины, и звезда Кинастона пошла к закату. Потому что мужчин он играть не мог - женщина из него рвалась все равно.

Сумасшествие, да? Чего это я должен сопереживать этому странному существу? Какое мне, собственно, дело до его метаний?

Мир театра нельзя оценивать по бытовым законам.  В нем все - игра,  и все - правда

Только вот знает Писарев какую-то тайну. Некий язык волшебный. Когда все всерьез и немножко не всерьез. Когда все на самом деле и чуть-чуть понарошку. Когда жизнь и театр столь перемешаны, что на сцене умирают едва ли не по-настоящему, а в жизни, как выясняется, играют роли.

Знаете, что я вам скажу? Вот мы привычно говорим, что театр - это здесь и сейчас, что спектакль не похож на предыдущий, что для актера важно, чтобы каждый следующий спектакль был для него словно первый... А для зрителя? Ты ведь приходишь в зал не пустым сосудом, который подставляет свою душу театральной постановке для наполнения. Ты заполнен прошедшим днем или днями.

Любой спектакль - это столкновения двух душ: души спектакля и души зрителя. И чтобы они проникли друг в друга, они обе должны быть для этого открыты.

Я пришел на "Кинастона" с репетиций собственной пьесы, которую ставлю в театре Вахтангова. Репетиция - это открытый театр, как бы вывернутый. И вот из такого театра я пришел в... такой же. Словно вывернутый, "бескулисный". Возможно, еще и поэтому в меня так "попала" эта постановка Писарева.

Писарев вместе с потрясающим художником Зиновием Марголиным, художником по костюмам Марией Даниловой и художником по свету Александром Сиваевым создают на сцене отдельный мир. Этот мир нельзя оценивать по бытовым законам. Это мир, в котором все - игра, и все - правда. Как, собственно, и бывает в театре.

А знаете, что я вам скажу? В театре должно быть красиво. В последнее время мы гонимся за тем, чтобы на сцене было как в жизни, забывая, что жизненная правда и правда искусства - это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Мир "Кинастона" - это красивый мир, в центре которого очень красивые актеры. Но, что особенно приятно, они еще и очень талантливы.

На заглавную роль приглашен актер МХТ имени Чехова Максим Матвеев. Я смотрел на него и думал: Господи, это же Вронский! Только что ведь Матвеев столь блестяще сыграл это подлинное воплощение мужчины. И - нате вам! Не просто перевоплощение, а чудо какое-то... Так, как исполняет Матвеев в этом спектакле Дездемону, женщин на сцене не изображал никто: он не играет женщину, он как будто ею становится. Но значимость роли все-таки не в этом, а в судьбе, которую он играет. В том, как в этом театральном, не до конца настоящем мире он заставляет нас сопереживать своему персонажу.

Анна Чиповская тоже очень красивая, это всем известно. Молодая звезда оказалась еще и очень талантлива, что, увы, не всегда бывает с кинозвездами, выходящими на сцену. Она невероятно жива и трогательна. Красивой актрисой легко любоваться, но, увы, не всегда получается ей сопереживать. Чиповской - получается. Я пожалел, что впервые увидел ее на сцене, хотя она в театре играет много. Очевидно, что это очень серьезная и глубокая актриса.

Да, Писарев знает тайну, как превратить мир в театр, действие - в действо. У "Кинастона" нет жанра, во всяком случае, в программке он никак не обозначен. Я для себя определил жанр так: игра. Эту эстетику игры очень тонко почувствовал замечательный Виталий Егоров, играющий короля. Его король - живой человек? Абсолютно. Но это еще и король, которому нравится играть короля.

Как любой другой язык - театральный тоже может быть кому-то непонятен. Может даже раздражать. Нормальное дело

Так же как Томасу Беттертону в блистательном исполнении Михаила Хомякова нравится исполнять роль трагика и руководителя труппы. Не Хомякову нравится - это само собой, а вот именно Беттертону. И тоже ведь судьба встает за этим образом. Беттертон - это и абсолютно живой, реальный человек, и, если угодно, человек-метафора театрального деятеля. Как это получается? Тайна...

Артур Касимов, Евгения Борзых, Анастасия Тимушкова... Да всех актеров можно перечислять, потому что все сумели почувствовать этот удивительный мир, где все взаправду и все-таки чуть-чуть понарошку, где театральная фантазия переплетается с реальностью столь крепко и причудливо, что не разорвать.

Режиссер - это ведь не тот, кто может просто грамотно развести актеров и объяснить им задачу. Хорошо бы, чтобы он знал какой-то особенный театральный язык, чтобы умел создать на сцене не слепок реальной жизни, а некий свой мир. Евгений Писарев это умеет.

Как любой другой язык - этот тоже может быть кому-то непонятен. Может даже раздражать. Нормальное дело.

В театре - повторю - должна быть тайна. Неясность. Загадочность. Красота. Она обволакивает и не отпускает. И разгадывать ее не надо.

Зачем?