В Москве представили оперу Калеви Ахо "Фрида и Диего"
Как вам работается над премьерой?
Арне Микк: Сначала было трудно, прежде всего потому, что театр получил русский вариант либретто поздно, так как пришлось переделывать перевод. Да и музыка довольно сложная: совсем не "Травиата" или "Онегин", которые мы знаем с детства. Но я очень рад, что дирижер Дмитрий Крюков ежедневно работает со всеми солистами.
А все ждут, что Геннадий Николаевич Рождественский - музыкальный руководитель театра - лично будет дирижировать этой премьерой, которая и возникла в репертуаре театра по его инициативе.
Арне Микк: Мы с ним очень много обсуждали предстоящий спектакль, и, надеюсь, он будет присутствовать на премьере. Но сегодня он себя не очень хорошо чувствует и, быть может, продирижирует этой премьерой чуть позже. А сейчас за дирижерский пульт встанет Дмитрий Крюков - его правая рука, очень талантливый и уже опытный музыкант.
Почему вы несколько лет не ставили опер?
Арне Микк: Я - режиссер в отставке. Три года назад, когда мне стукнуло 80 лет, я оставил режиссирование. К юбилею я нашел и поставил маленькую оперу Хиндемита "Долгий рождественский ужин". Это гениальное произведение, где действуют четыре поколения одной семьи, и оно будто иллюстрирует мою собственную жизнь! У меня три сына, и иногда у нас по традиции, которую ввела моя супруга, бывают воскресные обеды, где собирается вся моя семья - 22 человека. Кстати, половина семьи приедет ко мне в Москву на премьеру. Потому что после оперы Хиндемита я, действительно, не поставил ни одного произведения и категорически не собирался. А тут звонит мне Геннадий Николаевич и начинает меня ультимативно уговаривать: рассказывает, что в опере есть Троцкий. А какое мне дело до Троцкого? Я отказываюсь, а мне театр ноты присылает...
И все-таки вы согласились!
Арне Микк: Это мой долг очень большой дружбы к этому театру. При том, что у меня довольно сложное отношение к этой опере. Однажды в Интернете я видел финскую постановку этой оперы, и некоторые вещи там мне показались откровенно пошлыми и глупыми: в эстетике немецкого театра, когда всякий любовный дуэт на полу. В России, где фигура Троцкого имеет особое звучание, так ставить нельзя - глупо. Хотя, конечно, опера - это не документальная драма. Всегда есть фантазия вокруг всех персонажей. И, с одной стороны, Троцкий в опере показан как любовник Фриды, а с другой - он постоянно боится за свою жизнь. И в опере есть очень сильный музыкальный фрагмент, рисующий образ Сталина. Вот так постепенно своей настойчивостью Геннадий Николаевич все-таки вовлек меня в эту работу. Но всех секретов постановки до премьеры я раскрывать не стану.
На ваш взгляд, как изменился Камерный театр с момента вашего первого соприкосновения с ним?
Арне Микк: Очевидно, театр старается сохранять традиции Покровского. Только, мне кажется, требовательности в работе стало меньше. Особенно что касается таких очень важных, на мой взгляд, вещей, как точность дикции и интонации. Может из-за того, что не хватает времени, а может, таких авторитетов, каким был Покровский. На всю жизнь запомнил, как однажды Покровский на моих глазах выгнал певца с репетиции: "Уйди, уйди! - говорит. - У тебя аппетит к работе пропал". Гениально сказано! У певца обязательно должен быть аппетит работать! Для меня Камерный театр - по-настоящему значительное явление.
Помню, еще совсем молодым человеком - начинающим режиссером, только приехавшим из Таллина, я мечтал только об одном - учиться у Покровского. И вдруг я оказываюсь на генеральной репетиции оперы "Нос", когда в зале сидели Шостакович, Рождественский, Покровский... И через несколько лет в сезоне 74/75 я уже был стажером в Большом театре. И параллельно, конечно, я пересмотрел весь роскошный репертуар Камерного театра в знаменитом подвале на Соколе. А в 1980 году по просьбе Бориса Александровича я поставил в Камерном театре оперу Бриттена "Давайте создадим оперу" - "Маленький трубочист". И этот спектакль, можно сказать, стал для меня счастливой путевкой в профессиональную жизнь. Еще через пару лет я поставил "Пимпиноне" Телемана. А потом счастье: мне удалось в 1987 году уговорить Бориса Александровича приехать в Таллин, чтобы поставить в театре "Эстония" "Хованщину" Мусоргского - спектакль, который потом с невероятным успехом объездил все скандинавские страны.
Сейчас между Россией и Эстонией уже не такие тесные отношения?
Арне Микк: Да, но очень хорошие, что касается культурных взаимоотношений. Языковой вопрос или какие-то исторические темы в реальной жизни звучат не так остро и конфликтно, как их порой формулируют политики. Нас связывает гораздо больше вещей, чем разъединяет. Например, выдающийся русский бас Евгений Нестеренко получил Ленинскую премию за Бориса Годунова в театре "Эстония". У меня в жизни было несколько очень красивых и важных моментов, связанных именно с Россией, таких как постановка в театре "Колон" в Буэнос-Айресе "Евгения Онегина" с Дмитрием Хворостовским и Владимиром Галузиным. А личная дружба с Борисом Покровским и Кириллом Лавровым - это для меня настоящее счастье.
И сегодня в Эстонии выступает много русских артистов, не раз гастролировали и "Геликон-опера" и Камерный театр. И мы приезжали и в Москву, и в Петербург - совсем недавно выступали на сцене Мариинского театра. А через два года мы будем отмечать столетие Георга Отса не только в Эстонии, но и вместе с Россией, где его тоже по-прежнему очень любят.