Берлинале приступил к целебным молитвам
…22-летнего Томаса, наркомана и пьянчугу, помещают в коммуну таких же бывших наркоманов, которые живут в удалении от мира среди живописных гор и молятся, чтобы очистить тело и душу. Теперь ему запрещено все: от курева и спиртного до девушек и возможности хоть на час остаться одному. Можно только молиться и работать, работать и молиться.
Седрик Кан, по его признанию, не относится ни к наркоманам, ни к верующим христианам. Он рассматривает злоключения героя как бы со стороны - подробно, уважительно, политкорректно. Для проживания членов коммуны выбирает захватывающие дух пейзажи заснеженных французских Изер, где врачует уже сама природа.
Умудренные Христом члены коммуны доброжелательны друг к другу, терпимы к слабостям, с пониманием относятся к наркотической ломке новичка - опять же показанной подробно и со знанием дела. Они исповедуются друг другу на подобии психотерапевтических сеансов, они истово трудятся на нивах неясного предназначения, рубят чего-то деревянного и постоянно поют религиозные гимны - под гитару, притопывая и прихлопывая. Иногда разыгрывают религиозные мистерии - здесь режиссер позволяет себе толику добродушного юмора. И парень, которого в первом кадре мы встречаем небритым и с фингалом под глазом, теперь меняется на глазах. Во взгляде уже нет былого бешенства, он становится кротким и умиротворенным. Он теперь признается в братской любви к своим товарищам по коммуне и готов навсегда отказаться от мирских соблазнов, уйдя в семинаристы, окончательно забыв о девушках и посвятив себя служению богу.
Последним толчком для такого решения стала одна из самых удивительных сцен фильма. Томаса каким-то ветром занесло на крутые склоны гор, и он в метель, под завывание вьюги, спускаясь по буеракам, повреждает ногу - возможно, даже ее ломает. Но Всевышний не даст пропасть своему заблудшему сыну: одна проникновенная молитва перед сном на морозе - и проснувшийся утром Томас обнаруживает, что нога вновь цела и работоспособна. И без видимых усилий, здоровый и бодрый, возвращается в лоно родного братства.
Я не верил своим глазам, но здесь над берлинским экраном отчетливо вознеслась тень незабвенного "Праздника святого Йоргена" - только с совершенно серьезным видом. Есть в фильме, разумеется, и мотив любви. Избранница Томаса кротка, чиста и ангелоподобна, но она зовет обратно к светской жизни, и теперь парень разрывается между плотским желанием и священным долгом. Чем все закончится - увидят будущие зрители, а мне остается выразить изумление тем, что типичное учебное кинопособие для воскресных школ оказалось в конкурсе художественных фильмов одного из престижных фестивалей Европы. Который, замечу, к религии всегда относился более чем трезво.