В Большом театре поставили "Бал-маскарад" Джузеппе Верди

Новая постановка вердиевского "Бала-маскарада" появилась на Исторической сцене спустя 14 лет как ушел из репертуара знаменитый спектакль 1979 года в сценографии Николая Бенуа. Тот, где пели звезды Большого театра - Зураб Соткилава, Юрий Мазурок, Тамара Милашкина, Елена Образцова, Тамара Синявская, Бадри Майсурадзе, Маквала Касрашвили и другие. Авторами нового спектакля выступила итальянская команда во главе с режиссером и сценографом Давиде Ливерморе и дирижером Джакомо Сагрипанти.

Нынешний "Бал-маскарад" Большого театра получился менее итальянским, чем предыдущий - с его пышными живописными декорациями дворцовых интерьеров и романтических ландшафтов, создававшихся Бенуа, художником Ла Скала, "на итальянский лад". В новом спектакле публику по воле итальянских постановщиков отправили в Америку 50-60-х годов прошлого столетия, в мир черно-белого кино, в атмосферу "Птиц" Хичкока и эстетику нуара.

Ливерморе хотел создать на сцене атмосферу психологического триллера, гнетущей тревоги, странного и искаженного мира людей, в котором ничего нельзя предвидеть, кроме гибельных событий.

Гадалка Ульрика предсказала смерть губернатору Бостона Ричарду, окруженному заговорщиками, от руки Ренато, которому он доверял, как себе. Так совпало, что именно с женой своего друга Амелией губернатор романтически встретился в полночь. В спектакле в жутковатом месте, на фоне огромного "могильного" холма земли, освещенного гигантской луной, напоминавшей светящийся череп.

Заданной эстетике триллера соответствовала сценография спектакля: вращающееся здание театра - "театра мрака", интерьерами которого оказывались то помпезный зал с парадной лестницей, обрамленной драконами, то задворки с жутким земляным холмом, то странная черная комната, родом из страшилок - с черным потолком, черными стенами, черными полами и огромными портретами в бронзовых рамах с оживающими лицами и вороньими головами. Черные вороны, хичкоковские "птицы", окружающие, словно летучие мыши, "нехороший театр", зависали неподвижным взглядом на экранах-портретах.

Ливерморе, чтобы наладить связь между собственным триллером и вердиевским "Балом", чьи персонажи были не вымышленными, а имели реальных прототипов (Ричард - шведский король Густав III, Ренато - аристократ Якоб Иоганн Анкерстрём, в 1792 году смертельно ранивший монарха на бале-маскараде в Стокгольмской опере), представил на сцене в увертюре фигуру сидящего в кресле Ричарда, в сновидении или воображении которого будто и рождался этот макабр.

Увы, адекватно воплотить собственные идеи постановщику и сценографу Ливерморе в спектакле не удалось. Параллели с Хичкоком застыли на уровне аналогий: птицы, "нуар", черно-белый колор, тревожно бегущие на экране тучи. Однако хичкоковской атмосферы иррационального страха, нарастающего психологического хоррора не случилось: птицы на экране - отдельно, действие оперы - отдельно. На сцене - помпезные интерьеры, эстрадное шоу гадалки Ульрики, поющей свои предсказания в микрофон, рутинная среда со стоячими хоровыми мизансценами, солистами, собирающимися у рампы, независимо от сути происходящего - будь то страстный любовный дуэт, политическая интрига или семейная разборка. Даже самая романтичная сцена, где Амелия (Оксана Дыка) с Ричардом (Джорджио Берруджи) объяснялись в любви под ночной бесшумный полет виртуальных ворон, нивелировалась ординарной разводкой героев лицом к дирижеру, сопровождавшейся к тому же натужной борьбой сопрано с неподдающимися верхними нотами.

Премьерный каст певцов "Бала-маскарада" был солидно собран из разных стран - Италии, Болгарии, Украины, но о пиршестве вердиевских голосов на премьере говорить не пришлось. Итальянский тенор Берруджи в роли Ричарда звучал крепко, ровно, но без вердиевской пламенной харизмы, украинская сопрано Дыка в роли нежной Амелии, из-за которой губернатор был убит, играла даму себе на уме, с примадонскими замашками, с уже не гибким тремолирующим голосом.

Болгарский баритон Владимир Стоянов в партии Ренато, мужа Амелии, звучал не всегда ровно, иногда не попадал в быстрый пульс оркестра и, следуя режиссерской задаче, в ходе семейной разборки грубо бил по лицу свою жену Амелию.

В новом спектакле публику по воле итальянских постановщиков отправили в Америку 50-60-х годов прошлого столетия

Самой яркой и убедительной в спектакле оказалась болгарка Надя Крастева - Ульрика, в голосе которой были и объем, и плотность звука, и все краски, необходимые для того, чтобы голосом изображать "транс" ясновидения - даже невзирая на бутафорский микрофон в руках.

По художественным итогам этот новый "Бал-маскарад", в финале которого маскарадная публика надевала маски с вороньими клювами, трафаретно склоняясь над застреленным Ренато, вряд ли выделился бы чем-то особенным в бесконечном ряду вердиевских спектаклей, постоянно появляющихся по всему миру.

Но для Большого театра работа с итальянской командой была полезной. Оркестр под руководством Джакомо Сагрипанти звучал в настоящем вердиевском стиле - в живых темпах, без грубой динамики, с ясными подачами для певцов. Хорошо бы теперь певцам и хору точнее попадать в это бодрое движе-ние.

Справка "РГ"

"Бал-маскарад" (итал. Un ballo in maschera) - опера Джузеппе Верди на либретто Антонио Сомма. Первая постановка состоялась в римском Театро Аполло 17 февраля 1859 года. Сюжет оперы основан на истории убийства короля Швеции Густава III, но был сильно изменен по требованию цензуры. В настоящее время при многих постановках используются изначальные шведские имена. Русская премьера "Бала" прошла на сцене Большого театра 8 декабря 1880 года. Впервые оперу исполняли на русском языке Антон Барцал (Ричард), Павел Хохлов (Ренато), Августа Верни (Амелия) и др. Выдержав еще постановку и возобновление в 90-е годы XIX века, "Бал-маскарад" исчез с афиши в 1902, чтобы вернуться на сцену Большого только через 77 лет.