Константин Павлович, киевские власти как-либо отреагировали на выходку неонацистов?
Воробьев: От властей никаких формальных сожалений, огорчений, заявлений я так и не услышал. От имени нашего посольства в адрес МИД Украины была направлена нота - это стандартная процедура, а я написал заявление в полицию и приложил справку от врача о том, что мне были причинены телесные повреждения. Какого-либо ответа на ноту и мое заявление естественно нет. Но есть реакция со стороны мониторинговых миссий ООН и ОБСЕ, их представители выразили мне сочувствие, подробно выясняли обстоятельства случившегося, и, в свою очередь, обещали внести этот вопиющий случай в регулярный отчет, посвященный ситуации с правами человека, деятельности общественных организаций и проблемах национальных меньшинств на Украине. Скоро у меня будет очередная встреча с представителями ОБСЕ, поскольку то, что произошло со мной, - это не первый случай вопиющих провокаций в отношении киевского представительства Россотрудничества. Они осуществляются с завидной регулярностью, причем подверстываются к каким-то событиям, праздникам.
Омерзительно цинично то, что нападение случилось 9 мая, в праздничный день, в самый главный праздник, по крайней мере, для меня - мой отец прошел всю войну и с войсками 1-го Украинского фронта закончил ее в Праге. Я как раз вышел из дома утром, чтобы в Парке славы возложить цветы к Вечному огню вместе со своими друзьями, соратниками, единомышленниками. Нападавшие несильно помешали - отмылся кое-как, и все-таки мы успели в этот день все сделать. Но это уже частности, не отменяющие того факта, что ситуация для Россотрудничества очень тревожная. Со всех сторон идут настойчивые попытки прекратить нашу деятельность, мы это видим, ощущаем, что называется, на собственной шкуре.
Есть два направления такой деятельности: многочисленные попытки денонсировать межправительственное соглашение о культурных центрах, которое действует с 1998 года. На основании этого соглашения мы работаем в Киеве, и точно также в Москве на Арбате существует украинский культурный центр, где гордо реет украинский флаг на фасаде, где идет серьезная, большая, многогранная работа, которой никто не препятствует, никто не мешает и даже, кажется, поддерживают. И есть другое направление. Когда не получается сделать что-нибудь на официальном уровне, через денонсацию соглашений - а это, видимо, не получается, начинаются попытки каким-то образом упрекнуть нас в незаконной деятельности. Все это отметается, опровергается, проваливается, потому что такой деятельности нет и всем это хорошо известно.
Но попытки подбросить нам документы провокационного характера или высосать из пальца обвинения в антиукраинской деятельности - они происходят. Это все не выдерживает критики, поскольку наша деятельность полностью соответствует международным нормам. По сути, наша главная задача сегодня - это сохранить общее гуманитарное и культурное пространство или хотя бы его элементы, потому что рано или поздно его придется восстанавливать. Наши народы жили многие века вместе, то, что происходит сейчас, - это совершенно неестественное положение, что понимают все разумные люди на Украине. Ведь для того, чтобы потом на каком-то этапе приступить к полноценному сотрудничеству во всех сферах, нам нужно сохранить хоть что-то. Мы, по сути, остались единственной российской структурой здесь, которая, помимо посольства, все четыре года после событий на майдане занимается здесь поддержкой русского языка, продвижением российского образования, поддержкой культурных и гуманитарных проектов, больших и не очень культурных программ.
Возможно ли дальше продолжать такую деятельность в современной Украине?
Воробьев: Атмосфера совершенно нездоровая - это очевидно, но, тем не менее, мы пытаемся работать. После нападения 17-18 февраля этого года, происходивших не то чтобы при попустительстве, а при прямом поощрении и одобрении властей - сложилось такое впечатление - нам пришлось внести изменения в свою деятельность. Понятно, что это была попытка запугать сотрудников, наш актив, людей которые приходят к нам ежедневно - а это сотни человек, ведь мы выполняем много функций. Эти инциденты не единичны, мы видим, что реакции на эти противоправные действия от властей фактически нет никакой, и, по-видимому, это можно считать негласной частью государственной политики, которая связана с выдавливанием отсюда России, борьбы с русским языком. Хотя, конечно же, большинство тех, с кем мне приходится общаться здесь, относятся к этому крайне негативно. Они понимают, что, как бы ни складывались отношения между государствами, отношения между людьми, культурные связи, научные, не должны прерываться ни в коем случае. Это наносит ужасный и, скорее всего, невосполнимый ущерб. Наша задача минимизировать этот ущерб, как-то сгладить последствия нездоровой ситуации, в этом наша функция.
Что касается атмосферы на Украине и вокруг Россотрудничества - она довольно своеобразна. Здесь над людьми довлеет страх. Потому что все видят, что деятельность праворадикальных структур безнаказанна, многие понимают, что властью это поощряется, поэтому в настроениях преобладает страх, настороженность, отсутствует какой-либо оптимизм. Никто не понимает, что будет дальше. Очевидно, что этот пропагандистский ресурс - "все беды от России" - он себя вырабатывает, уже сложно этим аргументировать и объяснять все негативное, что происходит на Украине в экономике, политике и социальной сфере. И теперь люди, из тех с кем я общаюсь, ждут, что начнутся поиски пятой колонны и внутреннего врага, которые "до конца не изжиты". Эти настроения заметны, и события 9 мая их подтверждают. Если вы обратили внимание, просматривая фотографии, то у Вечного огня сидело в неподвижных позах большое количество людей с фотоаппаратами и камерами, которые снимали тех, кто возлагает цветы. Над массой тех, кто пришел в Парк Славы, кружили дроны, которые снимали максимально подробно идущих.
Для чего это делается? Поэтому, конечно, здесь у людей настроение небодрое. Присутствует страх, напряженность, это сильно затрудняет в том числе и нашу работу. При этом мы чувствуем, что востребованы и необходимы, понимаем, что свернув деятельность, мало чего добьемся, наоборот, это будет большая серьезная потеря. И у многих людей, которые здраво мыслят и рассчитывают, что рано или поздно российско-украинские отношения нормализуются, у них могут просто опуститься руки, они перестанут верить в какую-то перспективу. Это, наверное, очень плохо. Хотя людей, которые разумно мыслят и привержены тому подходу, что все гуманитарные связи, включая простые человеческие контакты, нужно сохранять - их исключительно много здесь.
Киевляне по-прежнему посещают Россотрудничество?
Воробьев: Люди ходить не перестают, но мы свою деятельность чуть скорректировали, ушли в виртуальное пространство, перевели часть проектов в интернет, поскольку не можем обеспечить посетителям центра безопасность. Поток людей временно ослаб, но постоянно звучат требования, призывы и просьбы восстановить деятельность в прежнем объеме. Мы объясняем, что со здания еще в феврале сняли охрану. Обещали вернуть, но воз и ныне там. И это противоречит статье №8 межправительственных соглашений 1998 года об обеспечении безопасности дипломатических и иных представительств. В связи с этим мы ограничены в своей деятельности - исключительно из-за нерешенных вопросов безопасности.
Наши сотрудники, конечно, видели всякое за эти четыре года, но ведь у нас проводятся детские мероприятия, конкурсы, концерты - и поэтому мы не можем рисковать. Особенно после февральского нападения, когда у нас проходило детское мероприятие, в здании находились полсотни детей с родителями, а тут депутат Лозовой (Андрей Лозовой, замглавы фракции Радикальной партии Ляшко. - Прим. "РГ") размахивал удостоверением, пытался выпилить двери циркулярной пилой и найти какие-то документы о шпионской деятельности.
В конце концов, они какие-то бумаги просто подбросили на лестницу. Дело это потом спустили на тормозах, потому уж слишком абсурдно - обвинять нас в шпионаже на основании найденных на лестнице бумажек. Конечно, ощущается давление на тех, кто с нами сотрудничает. В прошлом году, например, в рамках нашей программы "Здравствуй Россия" сто детей съездили в Москву и Санкт-Петербург, школьники увидели Третьяковку, Эрмитаж, побывали на Красной площади. Мы сообщили об этом на сайте, и сложно вообразить, что тут началось. Коллегия министерства образования Украины собиралась, чтобы наказать учителей, сотрудничавших с нами и принимавших участие в поездке. С тех пор есть негласный запрет, циркуляр, где директоров и учителей русского языка - мы же помогаем им методически в организации олимпиад и конкурсов, - предостерегают от сотрудничества с нами. Да, учителя пострадали. И теперь люди дистанцируются, понимают, что это небезопасно.
На ваш взгляд, насколько среди современных киевлян распространены антироссийские настроения?
Воробьев: Увы, у значительной части украинского общества устойчивое негативное отношение к России. Пропаганда ведется широкая, продуманная, на это здесь денег не жалеют. Ничего хорошего о России из СМИ узнать или услышать нельзя. Взять даже чемпионат мира по футболу - каждый день украинцев отговаривают ехать в Россию: "Вас арестуют, завербуют". Это говорят чиновники, официальные лица с телеэкранов. После нескольких лет такой массированной обработки умов, русофобия дает о себе знать, это имеет результат. Как иллюстрация: 9 мая, после нападения, мне в нескольких медучреждениях не дали справку о химическом ожоге глаз. Да, я представился, сказал, что дипломатический сотрудник, а мне говорят: ожог видим, но справку не дадим.
Удивляет в этой связи реакция некоторых российских коллег. Смотрел на днях ток-шоу на нашем телевидении, где не последний российских политик высказался в том духе, что, мол, а чего Воробьев хотел - он же российский дипломат на Украине, это естественно, должен все понимать и терпеть. Спасибо, что не сказал - поделом. Сейчас мне звонят украинские знакомые, те, с кем сталкивались, говорят, что им стыдно, что происходящее позорит Украину, что украинцы на самом деле не все такие, но слышать подобные комментарии от российских коллег - это неприятно.
Конечно, за девять лет, которые я руковожу Российским центром науки и культуры, наверняка были ошибки в работе, об этом можно говорить сейчас, постфактум. Но мы все-таки работали. Другое дело, что теперь нужно что-то менять, нельзя не менять. У руководства Федерального агентства, а также сенаторов и парламентариев есть понимание этого.