Знаменитые немецкие экспрессионисты представлены здесь как зачинатели разговора. Ответные реплики - работы известных российских художников Сергея Коненкова, Веры Мухиной, Анны Голубкиной, Бориса Королева и других. И зритель может только удивиться тому, как часто художественные поиски авторов из двух враждующих стран совпадали и в интонации, и в творческих приемах.
Экспозиция расположилась на двух этажах музея, и попасть на "русский" этаж публике предлагают после того, как она ознакомится с творчеством гостей. А в немецкой части выставки представлено около 300 произведений Барлаха и Кольвиц, в том числе самые репрезентативные из их наследия.
Монументальный "Нищий" на костылях с воздетыми к небу глазами поражает сочетанием лаконизма и выразительности. А еще - сочетанием боли и счастья, что так пленило Эрнста Барлаха в простых россиянах, когда он совершил свое путешествие в Россию. Ехал в начале прошлого века за вдохновением, чтобы выбраться из творческого кризиса, и преуспел: его фигуры русских крестьян, мастеровых, нищих, стариков и старух стали той темой, которая надолго определила фокус внимания художника.
Творчество Кете Кольвиц Барлах настолько высоко ценил, что даже своей лучшей скульптуре - "Гюстровскому ангелу", изваянному в память о жертвах Первой мировой войны, придал черты ее лица. Кете Кольвиц, вероятно, и впрямь была ангелом: , ее графические листы - неумолкаемый голос в защиту слабых. Ее циклы работ "Восстание ткачей", "Крестьянская война" хотя и были вдохновлены событиями реальной истории, не имеют ничего общего с иллюстрациями к прошедшим событиям. Они - о страданиях людей сегодняшних, вынужденных преодолевать грубость и гнусность окружающего мира. Особенно трогают работы, посвященные теме материнства. То ли оттого, что она сама потеряла в 1941 году сына, настояв, чтобы муж-врач подписал ему разрешение на службу в армии - и чувство вины мучило ее всю жизнь. То ли оттого, что она знала о болезнях и бедах низшего сословия, с которыми приходилось сталкиваться ее супругу-врачу. Но тема материнского противостояния смерти обрела в ее творчестве мощнейшее, поистине эпическое звучание. Офорт "Смерть и женщина", где за жизнь матери неистово борются двое - ее ребенок и костлявая с косой, по силе высказывания сравним разве что с Гойей.
Российский этаж удивляет открытиями: так, скульптурный "Портрет матери" работы Ивана Шадра заставляет вспомнить героинь из простонародья Кете Кольвиц. Кажется, их лица похожи, как бывают похожи сестры. То же можно сказать про скульптуру "Женский торс" Веры Мухиной или про зарисовки детских головок из цикла "Голод в Поволжье" Василия Чекрыгина. А в резких, угловатых пейзажах Владимира Козлинского из альбома "Современный Петербург" (1919 год) нетрудно услышать рифму к гравюрам и офортам Кольвиц и Барлаха того же времени - когда еще не затянулись раны Первой мировой, но на горизонте уже маячила Вторая...