"Вот все у меня есть - семья есть, здоровье, квартира большая в Москве есть, бизнес есть, машин сколько угодно. Всё есть! А мне никак. Даже вкуса еды не чувствую", - говорит герой Андрея Соколова, мрачный, отталкивающий своим холодом, предприимчивый бизнесмен Кирилл. Человек с черной борсеткой - непременным атрибутом и символом 90-х. Он, подобно Воланду, нагрянул из Москвы в забытую всеми глубинку, где когда-то учился, чтобы возродить местное кафе "Утопия". А заодно посмотреть, изменились ли здесь нравы.
Семья, которой выпал шанс заняться переустройством "Утопии", давно уже не семья. Он беспробудно пьет, она страдает и мечтает уехать с другим, их сын - наркоман, вечно пребывающий в своих вызванных искусственно снах и до одури заслушивающийся дискотечными ритмами 90-х. Жутко, страшно, беспросветно. А кроме того, рассказанная история могла произойти не обязательно в глубинке, она вне какого-либо пространства.
В спектакле особенно впечатляет сценография художника, лауреата "Золотой маски" Ксении Перетрухиной. Она выбрала, мягко скажем, радикальный ход. И это работает. Все герои лежат на полу, а все, что происходит на сцене, отражает зависшее над их головами под углом 45 градусов десятиметровое зеркало. Лежащие на полу табуретки в зеркале отражаются будто повисшими в воздухе. Актеры лежат головой к залу, а зрителю кажется, что они стоят. Герои ползают, сучат ножками, топчутся на одном месте, а зрителю и им самим кажется, что они идут. А в финале они как будто возносятся, будто парят над пошлостью, обыденностью, словно персонажи картины Шагала "Над Витебском". Но так ли это на самом деле? Ведь всё - иллюзия, всё - утопия, оптический обман, зазеркалье, перевернутая система координат.
"Рожденный ползать летать не может", - снова вспоминаются слова классика. Пошлую пивную с самым дрянным на свете пивом, которую с гордостью герои называют баром, возродили точь-в-точь, какой она была в 90-е годы. "Но мы же можем лучше", - говорят Леха (Михаил Орлов), Надя (Ольга Белинская) и Юра (Владислав Долженков) и как будто на миг преображаются, окрыленные делом, забывая о том, кто они и откуда. И вроде отношения у них налаживаются. "Мне не надо лучше. Хочу как тогда. Как пятнадцать лет назад", - парирует Кирилл. И как будто уже все знает наперед. Герои не смогут стать лучше. И финал еще раз это подтверждает. "Убожество. Убожество даже не в том, что убого. В том, что подражают", - слова главного героя можно разбирать на цитаты. Кирилл будто ищет убежища в прошлом, в 90-х. Но их нет, а его прежнего тоже нет. Всё - миг, наркотический сон.
Физически играть, да и просто говорить лежа на полу чрезвычайно трудно: не запутаться, не забыть, поднять левую руку вместо правой - ведь в зеркале все будет наоборот. Каждое движение должно быть продумано: зеркало отражает всё, и ошибки в том числе. "Пресс-то мы точно подкачали", - шутит Андрей Соколов.
По словам Ксении Перетрухиной, именно таким зазеркальем выглядят русский ад и русский космос. Это вторая ее совместная работа с Маратом Гацаловым. За спектакль "Дыхание", также поставленный в Театре Наций в 2016 году, они уже получили свою "Золотую маску". Их новая работа - притча, миф, парабола. Может, несколько преувеличенная, стереоскопически отраженная, о том, что любая утопия невозможна, как бы мы ее ни приближали.