В чем причина столь упорной зрительской любви к этим босякам, что тянут свою лямку по берегу Волги? А вот именно в максимально наглядном воплощении этого понятия: тянуть лямку. Собственно, любой из нас может всмотреться в лица персонажей и узнать в ком-нибудь из них себя. Ведь характеры этих работников, точнее их психологические роли - ровно такие же, как в любом коллективе, будь то заводская бригада, студенческая группа, отдел продаж в каком-нибудь офисе или даже тюремная камера. А если учесть, что бурлаков на картине одиннадцать, то сравнения с футбольной командой напрашиваются сами собой.
Знатокам-болельщикам предлагаю оценить, кто здесь играющий тренер, а кто - главный бомбардир. Несомненно одно: здесь есть лидер - вот он, самый первый, идет коренником и определяет весь строй своей команды. Бурлаки называли такого бригадира "шишка", а рядом с ним - "подшишельные".
Тот, кто по левую руку от главного, с печальными внимательными глазами - точно я. Командовать другими не люблю, но и бежать от своей доли не буду. Тянуть так тянуть, летать так летать. Однако и внимание со стороны мне небезразлично. Вот и этот персонаж, единственный из всех, вглядывается в зрителя, чтобы понять: каким он шагнет в живописную вечность.
И остальные ведут себя в полном соответствии с ролями, предписанными им в группе. Молодой и дерзкий пытается сбросить ярмо. Не то чтобы он считал, что ему положены какие-то поблажки. Скорее, он уверен, что рожден для лучшей участи.
Мужик с трубкой - явный халявщик: к бунтарям не примкнет, но и утруждаться особо не будет, так только обозначит свое присутствие, лишь бы лямка к ногам не упала. И все-таки его держат почему-то в артели. Предположим, что он умеет договориться с подрядчиком, добиться справедливой цены. Или мастер развлечь своих товарищей после трудового дня - оживить, так сказать, атмосферу в раздевалке.
Есть тут и вовсе замотанные жизнью трудовые лошадки, которым неважно ничего - ни успех общего дела, ни их место в иерархии: лишь бы день прошел. Таких, как объясняют историки, в бурлацкой бечеве ставили в середину. И кстати о лошадях. Как-то мне довелось участвовать в психологическом тренинге под названием "тройка", где участников делили на "кучера", "седока" и лошадь". А потом выясняли, в какой позиции ты чувствуешь себя наиболее комфортно. Так вот, именно тогда я и осознала, что мой удел - быть лошадью. Седоком - скучно, кучером - чересчур тревожно, потому что отвечаешь и перед седоком, и перед лошадью. А вот ею, родимой, - в самый раз. Именно такой лошадью и чувствует себя "подшишельный" на первом плане.
Именно в этом точно угаданном раскладе характеров и судеб таится уникальная живучесть этого полотна. Живучесть и в зрительском восприятии, и в истории искусства. Нет, не язвы капитализма бичевал тут молодой (ему еще не было и тридцати!) художник Репин. Он показал нам вечные, на все времена, отношения между Трудом и Человеком. Или даже шире: между Человеком и Судьбой.
Самое удивительное, что картину эту вполне можно назвать мистификацией. В 70-е годы позапрошлого века бурлаков на Волге почти уже не осталось: их заменили паровые машины. И когда Репин отправил свое полотно на Всемирную выставку в Вену, российский министр путей сообщения негодовал: "Ну какая нелегкая Вас дернула писать эту нелепую картину? Да ведь этот допотопный способ транспортов мною уже сведен к нулю, и скоро о нем не будет и помину!".
Возмущались и знатоки речного дела: обычно вот так, босиком по берегу, баржу перетаскивали только в немногих местах, на большей части маршрута применяли тросы с катушками. И зарабатывали бурлаки не жалкие гроши, как можно подумать, глядя на их отрепья, а вполне приличные деньги. Поработав лето на реке, могли потом безбедно жить всю зиму. Согласитесь, завидный график!
Впрочем, идеализировать бурлаков не нужно. Еще в XVIII столетии появились понятия: бурлацкие повадки, бурлацкие словечки. Под ними подразумевались самая хулиганская удаль и грубая брань. Но в ХIX веке русский народ старательно идеализировали народники и передвижники, пытаясь восстановить историческую справедливость. Так что взгляд Репина тут - из самых объективных.
И в целом, как ни странно, его картина исполнена оптимизма. Яркий свет знойного дня, солнечный цвет песка, ласкающие взор волжские дали... А знаете почему? Потому что каждому из нас от века завещано "нести свой крест по-божьи, по-верблюжьи". Марина Цветаева писала так не про бурлаков и не про верблюдов, а как любой поэт - про себя. Но вслед за ней это может сказать и каждый из нас, описывая свои отношения с несовершенным миром. Я, например, эту формулу часто себе повторяю. А в утешение вспоминаю моих друзей-бурлаков, навсегда прописавшихся в Русском музее.