Весь этот куст значений заложен в дебютном романе Алексея Брагина. Героев в нем два: молодой врач Даня Шведов, начинающий трудовую деятельность анестезиолога-реаниматолога в разгар перестройки на приполярном Русском Севере, и молодой охотник Олёша, вынужденный в разгар коллективизации бежать из родной деревни, чтобы зажить Робинзоном.
Первый поначалу глядит героем молодого Аксёнова; второй - сразу метит в герои Водолазкина, если не Кастанеды. Но по ходу повествования верному рыцарю медицины с его ежедневными подвигами все труднее блюсти чистоту своего белого халата, и, соответственно, "его" повествовательная линия теряет шестидесятнический задор, становится все более тягучей и самоуглубленной, с шизоидными повторами, а беседующий с духами анахорет-чингачгук, наоборот, оказывается, не так уж наотмашь оторвался от мира. И вообще не тот, за кого себя выдает. Как, впрочем, и автор: под фамилией "Брагин" не очень усердно скрывается хорошо известный в Петрозаводске бард и врач-реаниматолог с тридцатилетним стажем.
Остается добавить, что короткие главы, касающиеся Олёши, написаны как бы "фонетическим письмом" густым северным говором, который человек, живущий за пределами его ареала, например москвич, способен разобрать, только если не скользить по строчкам глазами, а полноценно проговаривать про себя каждое слово: "Пусь бабки сосидцки помучатце куды он дился. Обо мни то нидогодатце. Они ш думають сгинул я взатоши".
Не отказывайте себе в этом удовольствии: "северные" главы короткие, а послевкусие от такого своеобычного русского языка - долгое. "Медленно растет карельская сосна", - гласит опубликованный в прошлом году манифест "новой северной прозы". В ее полку прибыло.