Разведчица Людмила Нуйкина: Мы появляемся как бы из воздуха
Скажите, а Нуйкина - фамилия настоящая?
- Да. Это фамилия мужа.
Его сейчас нет?
- Он давно ушел, еще в 1998-м. Хотела бы о нем немножко рассказать. Дружили с ним с 16 лет. Я, правда, жила в деревне Шемонаиха, точнее, в селе Верх-Уба. Работала в тайге, пять лет - фельдшером-акушеркой. Там деревья сходятся вверху, и так, что солнца не видно. А познакомились в Усть-Каменогорске, это в Восточном Казахстане, где я училась в медицинском училище.
Муж тоже медик?
- Нет, окончил МГИМО. Муж у меня был классный. Мы с ним столько лет отработали в паре. Это был мой непосредственный начальник.
Полковник?
- Да, полковник.
А вы подполковник?
- Нет, полковник, но получила, когда мужа уже не было. Он ушел в 1998-м - инфаркт. Мы же привыкли себя держать при любых ситуациях. Инфаркт у него случился в аэропорту, но он заставил себя сесть за руль своей машины, доехать в нашу поликлинику, отстоять в очереди за медицинской карточкой, а потом немножко расслабился. И наступила клиническая смерть. Его воскрешали пять часов и спасли. После этого прожил еще год. А я долго работала. В 70 лет ушла в отставку, а потом лет восемь помогала, продолжала ту же самую работу.
А как вы вообще попали в разведку?
- Когда муж учился в МГИМО, на него вышли люди из Первого главного управления, теперь это называется Службой внешней разведки РФ. Подробностей не знаю, никогда не спрашивала, у нас это как-то не принято. Так за 38 лет и не спросила. Но могу вам сказать, как наши службы находят нужных людей. Смотрят, знакомятся, наблюдают. Потом беседуют и, если подходит, предлагают вот такую работу. И смотрят, получится из него разведчик или нет. Однажды, когда я еще работала по своей медицинской линии, муж как-то невзначай спросил меня: не хочешь ли потрудиться с чужим паспортом? А я говорю: зачем мне чужой, у меня свой хороший. И больше мы никогда ни о чем таком не говорили. Муж был уверен во мне, что пойду за ним. Сыну, здесь родившемуся, исполнилось уже 3 года, а я пошла на подготовку. И учились мы долго.
Лет пять?
- Даже дольше обычного. Так сложилось. Зато постигла многие премудрости, выучила несколько языков, без которых мне бы никуда.
А как учились?
- С преподавателем и сама. Читала книжки английские. Смотрела телевизор целыми днями на английском, французском. И когда приехали туда, у меня уже была база и французского, и испанского. Для начала мы отрабатывали свою биографическую легенду в стране с французским языком. Да и подучили его тоже.
Но ведь, наверное, было опасно?
- Да нет. Тогда не так уж. Если бы со мной что-то произошло, я бы сказала, что я русская.
И вам никогда не было страшно?
- Да страшно в любой стране. Мы проходили подготовку как раз в той, которая была не совсем капиталистической, скорее социалистической. И нам надо было побыстрее пожениться. Везде на это - три месяца: подать заявление, ждать. А потом наш коллега подсказал: чего вы здесь толчетесь, зачем вам терять эти три месяца, переезжайте в другое государство, и все будет сделано за три недели, даже за две. Мы так и сделали. И сразу в местной газете появилось объявление о том, что мистер такой-то и мадемуазель такая-то собрались связать себя узами брака.
А как вас звали?
- Меня - Эрика, а мужа, допустим, Карл.
А где же взяли свидетелей?
- Обошлось: у адвоката уже были двое наготове. Но тут вдруг нотариус нас и озадачил, спросил у мужа: как фамилия его матери? Произошло полусекундное замешательство, не больше, а адвокат заметил, говорит: мистер, не волнуйтесь, понимаю, у вас сегодня такое событие, но успокойтесь, все идет нормально, мы все проходим через это. И муж сразу вспомнил. Но сам факт, что чужой человек заметил и произошла заминка, был неприятен. Это было, пожалуй, единственное, где мы чуть прокололись. А еще пришлось привыкать к их жизни. Нас здесь учили одному - там часто бывало совершенно по-другому. Тут не надо нервничать, пороть горячку, надо привыкать к этому обыденному и каждодневному. Я вроде бы привыкла, и вдруг такая ерунда. Помните, у нас были трудности с туалетной бумагой? И я, увидев в супермаркете огромные пачки, забила ими всю тележку. Муж мне сразу: ты что делаешь? Поставь на место сейчас же.
Вы говорили только на языке той страны, где жили?
- Знаете, как это было. Очень ранним московским утром нас провожали на самолет. Мы садились в машину, и больше для нас русского языка не существовало. Честное слово, говорю как перед иконой. Даже когда изредка случались какие-то небольшие споры, ссоры, никогда не переходили на русский.
Некоторые нелегалы рассказывали мне, что, когда уж очень хотелось, они уходили в лес, болтали на родном.
- У нас такого никогда не было. Чем дальше от русского, тем легче. Но бывали какие-то вещи, которые исходили откуда-то из души невольно. Идем в одной стране с колясочкой, в ней наш маленький Андрэ, который родился уже там. Ни в одной стране мира мы даже не знали и знать не хотели, где наше посольство. Так было лучше для нас и для всех, кто с нами работал. А тут я увидела здание, такое красивое, мы уже его прошли, и меня почему-то нелегкая дернула. Я с коляской вернулась, и в этот момент навстречу идет какой-то парень, то ли с ведром, то ли с тазиком, и получилось так, что у нас произошла моменталка.
Это значит, можно было заподозрить, что кто-то из вас двоих что-то кому-то передал?
- Случайно получилось. Я со своей коляской развернулась, а этот - тут, и мы с ним на какой-то линии встретились. Для нас вроде бы незаметно, но для того, кто знает. А напротив посольства здание, и там, конечно, сидели. И эта их служба следила за всеми, кто проходил мимо посольства. Мы успели быстро отойти. Но позади нас уже кто-то. Мы же на это тренированные, мы же учились: они - сзади. Пошли за нами. Муж все понял. Идем, разговариваем на нашем французском. Мы идем дальше. Муж мне: спокойно, не нервничай. Мы их не дергали, ничего не делали и делать не собирались. А в коляске ребеночек, и это для наружки очень хорошо. Значит, идет солидная пара. И тут муж решил поменять доллары на местную валюту. Я с Андрэ осталась погулять, а он в банк через дорогу. И я вижу, что те за ним пошли. Вот в чем преимущество нашей работы, работы парой. Всегда можешь друг за другом посмотреть, кто за тобой идет или не идет. И когда мы еще учились, всегда так делали, проверялись. Муж в Москве говорил мне: Рыжая (так он меня называл, дома звал меня Рыжей), сегодня ты свободна. Никаких проверок. И я его тоже Рыжий. Ну ладно, это так, к слову. А тут смотрю, а наружка уже там расставилась в позиции. Может быть, у нас будет какая-то встреча или передача еще чего-то. И за ним. Он меняет доллары, а парень из наружки заглядывает через плечо, какой у мужа паспорт. Муж почувствовал, дал ему посмотреть, поменял, вернулся, пошли дальше. Болтаем по-французски, обсуждаем ресторан, где будем кормить своего беби. Точно знаем, что они рядом, ну и пусть, ради бога. Самое главное - не нервничать. И это закон.
И закон всегда соблюдали?
- Да, хотя бывало иногда немножко неприятно. В одной стране пошли на передачу документов. Тех самых, ради которых находились в этом государстве и которые добыли. Поднимаешься по дороге, опускаешься. Маршрут специально подобрали. Если бы кто-то за нами следил, то не заметил бы, что мы проходили мимо телефонной будки и несколько секунд, даже не секунд, а в какой-то момент, человек который шел бы за нами, не смог бы увидеть, что мы в этой мертвой зоне. И в этот миг мы как раз сделали то, что нам нужно было сделать по нашей работе. Это специально так отрабатывалось, вырабатывалось, обкатывалось.
А тогда, когда проходили мимо посольства и пошли в ресторан, что было дальше?
- Да ничего. Посидели, поговорили. Они за нами еще походили и отстали. Но после этого я никогда и близко ни к каким посольствам не подходила.
Бывало ли так, что вас, молодую и красивую, примечали иностранцы? Пытались познакомиться, и это тоже вносило дискомфорт.
- Однажды было. Как-то в аэропорту привязался молодой итальянец. Все время называл меня мадемуазель. Я даже опоздала на рейс в ту страну, в которую мне надо было, зато улетел мой чемодан. А там наш человек должен встречать не только его, но и меня тоже. То, что чемодан прилетел, он не узнает, а не увидев меня, встревожился. Следующий рейс этой авиакомпании - через неделю. И я подняла такой хай: семь дней ждать, да я взорву всю эту вашу стойку коктейлем Молотова, если не отправите любым другим. Вот меня и посадили на "Аэрофлот", который тоже летал туда, куда мне позарез надо, раз в неделю. Что ж, пришлось рискнуть, попасть на аэрофлотовскую территорию. Как чувствовала, что надо торопиться: через два дня в той стране, откуда я так удачно унесла ноги, случился переворот. И кто знает, что было бы со мной дальше. Я бы там застряла. А так улетела в три часа ночи и всю дорогу слушала болтовню артистов из болгарского фольклорного ансамбля, которые забавляли друг друга.
Вы побывали во многих странах?
- Во многих. Но главное не только это. Знаете, что такое "осесть"? Это значит легализоваться в той стране, куда приехал. Осесть - совсем так просто. Ведь мы появляемся как бы из воздуха. Ниоткуда. Мы никто, и звать нас никак. Да, у тебя есть документ, но и этот основной документ выдает Центр.
Паспорт был настоящий?
- А как же. У нас же и папа, и мама были. Мы же изначально не сами по себе родились. Но все это - легенда. Потому что здесь-то и начинается самая трудная часть нашей службы - оседание. Все на тебя настороженно смотрят. Даже когда мы поженились, когда родился ребеночек. Для многих странно, приехали сюда молодые люди, а зачем? Что будут делать? Есть ли у них деньги? Но в этой стране мы нашли что-то, с чем мы могли бы открыть наше, ну, скажем, представительство.
Не совсем понятно, какое?
- Да и не надо особо понимать, это вроде того, что муж представляет в той стране какую-то компанию, откуда мы и приехали. У нас же нет постоянного адреса. И даже когда мы поженились, муж указал адрес той страны, куда мы должны были переехать. И клерк, оформлявший документ, обратил на это внимание. Спрашивает: почему, вы же совсем в другом месте? Муж был готов, отвечает: решили жить там. А здесь так, работа. Вы же нас принимаете с любовью, как своих. И все это в шуточку, с улыбочкой. Но, действительно, когда приезжаешь, то должен оправдывать свое существование, показывать, на что живешь. Это называется у нас "прикрытие". И такое прикрытие имелось: мы здесь у вас представители из Европы, а фирма наша такая-то.
Хорошо, муж что-то продавал, а вы?
- А я училась.
И что у вас была за специальность?
- Ну, я могла бы быть секретарем-машинисткой. Стенографисткой. Кстати, однажды сама поразилась своей грамотности. Когда училась, директорша-француженка устроила нам сложнейший диктант. Я была в группе единственной иностранкой и написала на отлично. И как же директриса всех остальных отчитала. Вот, человек из другой страны, написала на французском без единой ошибки. Как же мне за вас стыдно. Молодец, Эрика.
Людмила Ивановна, дорогая Эрика, как же вы подбирались к тому самому главному, ради чего все эти оседания и все эти переезды? К тому, что нужно было передавать, доставать, а до этого знакомиться с людьми?
- Нас к этому готовили. И мы свое дело знали. Знакомство - дело тоже трудное. Если ты простая уборщица или носильщик, то к этим, к высоким, не подойти. Надо было находить именно тех, которые владеют информацией. В учреждениях такого рода, я, к примеру, не могла работать официально. Там местное население, да которое еще и делилось на белых и черных. И женщины в этом регионе не работают. В Юго-Восточной Азии, в Африке очень трудно белому человеку, да еще и женщине, устроиться. Это редкость, когда уже среди местных не найдут, то только тогда и возьмут иностранца. А я все равно должна была где-то общаться, знакомиться.
Но как?
- Для этого и существуют там клубы, куда приходят жены банкиров, государственные служащие, словом, лица, облеченные доверием. Бедные туда не пойдут. Во-первых, там взносы нужно платить, во-вторых, и со взносами их бы вряд ли приняли. И, в-третьих, необходимо соответственно одеваться. В клубе я знакомилась с дамами. Они одна перед другой, естественно, хвастались, у кого муж круче. Я ухо натягивала, кто, что и где. Рассказывала мужу. Он слушал, анализировал, советовал. Вот с этой и с той постарайся сойтись поближе. А когда становились подружками, знакомили между собой мужей. А муж сам по себе, на своей подкрышной работе, на которой нужно многое делать, выходить на кого-то. Вот таким образом. Люди разговаривают между собой, общаются. А ты узнаешь много для твоей страны нужного.
А вербовок вы не проводили?
- Не было нашей задачей. Вербовка - это очень серьезно. Тут мало ли на кого можно попасть. Попадешь - и нас надо быстро убирать домой. Допустим, мы примечали кого-то интересного для нашей службы и передавали в Центр все его данные: слабости, на чем можно взять, придавить или купить. Один, допустим, немец развелся с женой, помогал любимому сыну и строил огромный дом. Полезный человек, которому позарез требовались деньги. Тем более что он из нашей страны временного пребывания уезжал в другое государство. Мы о нем в Центр, а там уже дело нашей службы, вербовать его, нет ли. А когда мы в этой стране более или менее осели, уже зацепились, у нас появилось хорошее окружение, приятные знакомые. Но вот не повезло. Этот идиот ушел.
Людмила Ивановна, я знаю, о ком вы говорите. Герой России Алексей Михайлович Козлов, который просидел несколько лет в камере смертников в ЮАР из-за предателя Олега Гордиевского, его ненавидел.
- А вы представляете, он бывал у нас дома. Учился с мужем. Моих данных он, к счастью, не знал. Но понимал, что я буду работать вместе с супругом. Не буду вдаваться в подробности, однако он запомнил даже наши московские координаты. Как мне было обидно, что Гордиевский сбежал. Не знаю всех подробностей, но как же он нас искал. В то время шефом у нас был Юрий Иванович Дроздов.
Легендарный человек, 11 лет руководил нелегальной разведкой.
- И этот спросил Дроздова, где именно мы находимся. Вот почему нас долго искали и арестовать не успели. Юрий Иванович человек опытнейший, сказал ему: ты не волнуйся, они от тебя, от твоей Англии, недалеко. А что такое недалеко? Значит, мы где-то в Европе. Вот это и спасло. Искали нас 13 лет. Были бы в Европе, возможно, нашли бы и раньше. Если бы вы только могли представить, как я ненавижу предателей.
А можете мне рассказать откровенно, перед неприятностями, которые все-таки пришли, вы почувствовали вокруг себя какую-то напряженность?
- Да. В Юго-Восточной Азии рядом с нами жила английская пара. Хотя они и представлялись мужем и женой, кажется, что все это было фальшивкой. Однажды пригласили к себе домой на ужин. Вдруг оба, как по команде: извините, мы выйдем переодеться. Обернулась, а на столе книга на русском - "Анна Каренина". Я к мужу. Он мне: рассматриваем картины. У них на стенах полно живописи. Как тут реагировать? А они стояли где-то рядом, может быть, и дырочка была в стене. Возможно, и сфотографировали. Мы среагировали и, "чудесно" пообедав, расстались. Потом стали раздаваться несколько странные звонки по телефону. Какие-то люди пытались пройти в квартиру и даже поставить "жучок". Меня, к счастью, серьезно не воспринимали. Думали, это жена, человек неподготовленный. А я все чувствовала. На этой работе у тебя все обострено. Все чувства. Зрение. Ты бежишь как лошадь, но смотришь не только вперед, но и вправо, и влево, и чуть ли не назад. Чем еще трудно одному, что все время нельзя в таком напряжении. А когда мы вдвоем, то как-то друг другу существование облегчаешь и помогаешь. Актер проводит на сцене три-четыре часа, хорошо, пусть больше. Вышел и забыл. А мы не можем играть по 24 часа в сутки. Но играть месяцами невозможно. Мы должны жить, вживаться в образ. Когда ты уже долго работаешь, ты становишься тем человеком из легенды. Все вспоминают радистку Кэт, кричавшую при родах на русском. А я этого не боялась, была подготовлена так, что кричала только на своем родном, в тот момент это был французский.
Людмила Ивановна, а за что все-таки более конкретно ваши с мужем ордена и медали?
- Как вам объяснить... За конкретные результаты, которые способствовали технологическому прорыву нашей страны, в том числе и в оборонной сфере. Запутала я вас? Это только то, что можно рассказать. Остальное пусть останется за кадром.
А как же все-таки сложилось в той стране, где вам поставили "жучок"?
- Давайте коротко. Я уехала и должна была снова возвращаться туда из Москвы. Но что-то произошло. Мужу пришлось бежать в советское посольство. Его вывезли в машине, посадили на корабль, который ремонтировали в иностранном порту. Целая операция. Подробности потом. Муж провел несколько тяжелейших дней в невыносимых условиях. Иначе могли найти чужие службы, обыскивающие корабли. А еще они попали в шторм. И, кажется, конец был близок. Потому что капитан советского корабля предупредил мужа: есть ли у вас чистая одежда? Муж сначала не понял. И вот здесь в Москву ко мне впервые за столько лет пришла телеграмма. Это от него. Потом вторая. Ни разу таким образом не давал о себе знать. Никогда! Но весь корабль спасли. Зацепили за трос - и во Вьетнам. И вот он из этой страшной жары в шортиках, но с дорогим атташе-кейсом прилетел в 6 утра в Москву.
И больше никакого имущества не захватили?
- Нет, а что делать. Мне в 6 утра звонок: "Рыжая, ты где?" Я говорю: "Я-то дома, а ты где?" Муж мне: "Я в Москве, мы прилетели. У тебя есть деньги? Бери 10 рублей, выходи вниз, я такси взял". Вот так, слава тебе, Господи, все хорошо закончилось. Такая служба.