Дирижер Федосеев: Ни разу не почувствовал недоброжелательность публики

В тревожную пору разгула санкций, недоверия между государствами и народами всегда особую роль играют крупные деятели культуры. Их гастрольные поездки по миру, их интервью в СМИ, их высокое творчество, доверие к ним со стороны людей - это тот мостик, через который продолжается надежда.

Владимир Иванович Федосеев - выдающийся русский, российский дирижер, руководитель Большого симфонического оркестра имени П.И. Чайковского - один из таких послов мира и надежды. Недавно он дирижировал чешскими музыкантами в Праге. Как всегда и везде, концерты прошли с большим успехом. Чайковский близок и понятен Европе. Федосеев открыт для общения, неизменно приветлив и благожелателен.

Наш разговор как раз был об этом - как музыка вообще и русская классика, в частности, становятся опорой того самого моста.

Владимир Иванович, я вот сейчас видел, что вы почти час давали интервью чешскому телевидению. Для меня сам этот факт уже интересен, поскольку в последние годы местная пресса не очень-то жалует российскую тему, а если и обращается к ней, то, как правило, предвзято. Скажите, о чем вы говорили?

Владимир Федосеев: Это был корреспондент с канала, посвященного серьезной музыке. Мне понравилось, что он очень хорошо подготовился к беседе, задавал вопросы, показывающие высокую степень его профессионализма. Как я добился такой дирижерской техники? В чем разница между русской и европейской школами? Как я достигаю понимания, работая с зарубежными коллективами? Все это действительно интересно - и ему, и, надеюсь, чешскому зрителю.

Политики не касались?

Владимир Федосеев: Нет. Это был разговор исключительно на музыкальные темы. Его особенно интересовало, как я общаюсь с иностранными оркестрантами и при этом добиваюсь нужных результатов.

Я русский дирижер, но когда берусь за сочинения зарубежных классиков, то стараюсь постичь их душу, их внутренний мир

Так это и есть самая настоящая политика. Если бы все остальные также успешно взаимодействовали на своих площадках с зарубежными партнерами и добивались взаимопонимания, то и мир был бы другим…

Владимир Федосеев: Возможно. Музыка сама по себе интернациональна. Ее язык понятен всем. Меня спрашивают, как это я осмеливаюсь в Германии играть Бетховена, а в Австрии Штрауса, который там народный композитор? Да, я русский дирижер, но когда берусь за сочинения зарубежных классиков, то стараюсь постичь их душу, их внутренний мир. Когда стал дирижировать музыкой Бетховена в Бонне, городе, где он родился, то реакция критиков была такой: звучал Бетховен, только более глубокий. Это была для меня самая высокая оценка.

А вальсы Штрауса в вашем исполнении - они тоже другие, нежели, скажем, в исполнении венцев?

Владимир Федосеев: Сейчас я вам скажу про Штрауса. Я долгое время боялся к нему прикасаться, потому что это народная музыка. Это святое. Такую музыку должны играть исключительно те люди, которые родились в Австрии и с рождения живут с ощущениями причастности к своей земле, своей культуре. Для меня это было опасное касание, когда я согласился играть Штрауса, как главный дирижер, да еще и в знаменитом "Золотом зале" Вены. Потом прочел в местных газетах: "Наверное, Штраус, когда бывал в Петербурге, согрешил с какой-то русской дамой, а та оказалась бабушкой Федосеева. Вот у него в крови это и осталось".

Я всегда играл Штрауса, как будто в Вене родился и вырос. Неудивительно, что Вена стала для меня второй родиной в музыкальном отношении. Говорят: нет пророков в своем отечестве. По отношению ко мне это справедливо, ведь меня приняли вначале в Австрии, а потом уже у нас.

Но кроме Австрии и Германии вы также успешно покоряли залы в других странах, находили общий язык с такими "инопланетянами", как китайцы, корейцы, японцы. А ведь у них совсем другая культура, другая музыка...

Владимир Федосеев: С японцами, кажется, совсем не было проблем, потому что они очень любят произведения Чайковского. Так и говорят: это наша музыка. Они очень хорошо чувствуют гармонию, а у Петра Ильича мелодии красоты необыкновенной. Его музыка с одной стороны очень русская, национальная, а с другой - понятная всем, она естественна для человеческой души. Японцы, когда их спрашивают, кто у них самый большой национальный композитор, отвечают: Чайковский. Если ехать туда на гастроли и не иметь в программе его сочинения, то тебя не примут, не поймут.

Чехия, как я понимаю, тоже для вас давно освоена? Знаю, что ваша первая гастрольная поездка за рубеж была именно сюда…

Владимир Федосеев: Да, с оркестром Всесоюзного радио и Центрального телевидения, еще лет сорок назад. Многое связано и с Прагой, и с чешской культурой. Здесь Моцарт играл свои сочинения. Здешний слушатель тонкий, искушенный, благодарный.

Я, кажется, сердцем привязан к чешской музыке. И Прага мне отвечает тем же. Вот вы спрашиваете, как меня принимают чехи? А как они могут принимать, если мы играем Чайковского, который был другом гениального чешского композитора Антонина Дворжака. Между ними существовала какая-то внутренняя магическая связь. Можно говорить о славянских корнях, о народных мотивах в сочинениях того и другого, но еще было именно непостижимое шестое чувство в их отношениях.

Продолжим про зрителей, слушателей. На ваш взгляд, в каком городе аудитория самая лучшая для классического музыканта?

Владимир Федосеев: Пожалуй, это все-таки Вена. Испанцы тоже радушные, очень эмоциональные, они могут вынести дирижера после концерта на руках, словно тореадора, со мной случалось такое. Однажды отец-испанец после концерта вынес на сцену и передал мне своего маленького ребенка. А что с ним делать? Я поставил его на пульт, дал ему палочку, мы вместе стали дирижировать. Зал плакал. Но в Вене аудитория более подготовленная, там публика знает, на что идет. Всегда все билеты проданы, даже на стоячие места.

Тогда скажите, где сейчас самые лучшие залы? Акустика, интерьер…

Владимир Федосеев: Самые лучшие в Японии. Вот тут рисовое поле, а рядом суперсовременный зал с потрясающей акустикой. От нее многое зависит. Самая лучшая музыка обречена при плохой акустике. И у нас в Москве есть такой замечательный зал, он недавно открыт в Зарядье, мы там уже трижды выступали с концертами.

Это правда, что классическая музыка в мире переживает некий кризис? Говорят, по причине отсутствия финансирования закрываются театры, концертные залы…

Владимир Федосеев: Если говорить о кризисе, то он характерен не только для серьезной музыки. Как ни странно, огромный вред культуре наносят радио и телевидение, причем это происходит не только в России, хотя у нас особенно. Попса и пошлятина торжествуют практически на всех каналах. Когда вы последний раз видели и слышали трансляции серьезной классической музыки, опер, балетов? В Вене каждое утро одна из популярных радиостанции передает записи детских музыкальных хоров. У нас такое возможно? Мне кажется, только один канал "Культура" еще держится.

Еще одна беда: все меньше становится меценатов, которые по велению сердца поддерживают культуру. Спонсор и меценат - не одно и то же. Первый, вкладывая деньги, так или иначе думает о своей выгоде. Второй помогает абсолютно бескорыстно.

Ваш дирижерский стаж насчитывает более полувека. Вы видели разные времена, выступали перед всякой публикой. Сейчас опять, кажется, вернулись годы "холодной войны". Это ощущается на сцене и в залах?

Владимир Федосеев: Нигде! Только добро, только улыбки, цветы, аплодисменты. Ни разу мы не почувствовали, что к нам относятся враждебно, что в зале есть недоброжелательная публика. Да, вы правы, искусство способно творить чудеса: оно спасает человечество от враждебности, удерживает от катастрофы.

И наконец, как не задать вам такой вопрос. Удивительно, как вы в свои 86 лет (!!!) выносите такую невероятную нагрузку? Стоять полтора-два часа на сцене и не просто стоять, а работать, тратить безумную энергию… У вас, наверное, есть какой-то секрет?

Владимир Федосеев: Никакого секрета. Ни специального режима, ни особого питания. Спортом тоже не занимался. Но зато перенес в Ленинграде блокаду. А у блокадников как? Если уж выжил, то потом будешь держаться долго, доживешь до ста лет.