Идея родилась в 2012 году в дружеской беседе с моим другом Василом, словаком. Мы сидели в ресторане, как Немирович-Данченко со Станиславским в "Славянском базаре". И вдруг заиграла песня "Сестра Югославия" группы "Тату". Васил сказал: "Послушай эту песню, 99 год, я помню был в Москве, учился в МГИМО. А что ты делал в этот день?" Я ответил, что тоже здесь был. Васил сказал, что на моем месте он бы снял серьезную картину о России, о тех событиях, которые я, как житель СССР, успел захватить, которые меня когда-то волновали. Когда разваливался СССР, я тогда был студентом школы-студии МХАТ и меня волновали Чехов и романы. А вот 1999-й год я помню хорошо. Мне было 32 года. Я лежал на Таганке, смотрел мартовские бомбардировки Белграда и в какой-то момент почувствовал себя опустошенным и одиноким. Я ничего не мог сделать. Я вспомнил себя в СССР и понял, что моя жизнь изменилась.
И мы начали с Василом вспоминать, и нас уже было не остановить. Васил рассказал, как он приезжал к американскому посольству, давал взятку в 20 долларов милиционеру, который уходил в сторону, и они бросали в американское посольство болгарский перец. Посмеиваясь, так мы дошли до марш-броска российского миротворческого батальона из Боснии в Косово в Югославии. Мы поняли, что эта череда событий собирается в некий сюжет, и решили снять фильм об этом. Это был не коммерческий проект, не госзаказ. И мы нашли писателя-фантаста Ивана Наумова, которому заказали исследование на эту тему. И он написал роман на 600 страницах - историю любви нашего миротворца и девушки-сербки.
Эта история легла в основу киносценария, потом начала развиваться и обрастать. Когда был готов первый сценарий, мы пошли за государственной помощью. Но у нас не получилось. Поддержку не дали.
Марш-бросок - это была политическая акция. Мы начали исследовать вопрос. И обнаружили, что перед приходом российской колонны в аэропорт Приштины была проведена спецоперация. Мы пошли знакомиться с Юнус-беком Евкуровым. Это было три года назад. Благодаря ему была создана первая рабочая версия сценария, которая потом перерождалась раз тридцать.
Мы подружились, я летал в Ингушетию на фестиваль. У нас сложились дружеские отношения. Однако нет такой секретной операции, о которой было бы известно. Понятие "секретность" никуда не исчезает. Какой бы фильм вы ни смотрели, тем более американский о спецоперациях, знайте, это все выдумка. Все было совершенно иначе. И как оно было, не знает никто. Когда у нас было страниц 220, мы получили от Юнус-бека версию сценария, исписанную его рукой. В полетах, в перерывах он писал свои заметки на полях, и мы их изучали. Встречались с ним, рассказывали, к чему пришли. Он говорил, что это могло быть, а вот этого не могло. Мы пытались вытащить из него информацию. Он улыбался, отшучивался. И вдруг подкидывал какую-то идею. Делал это актерски виртуозно, выдавая нам правду или придумывая - не знаем. Обратитесь к нему, и он, наверное, красиво вам, с юмором, ответит.
Но самое главное, что, когда я играл роль командира, то не хотел портретного сходства. Мне было важно в разговорах с ним уловить суть. И, когда показывали ему фрагменты будущего фильма, он сказал: "Я боялся, что ты наклеишь усы и заговоришь с акцентом". А потом, при просмотре одного из эпизодов, вдруг как-то очень изменился - а он человек строгий - и сказал: "Первый раз вижу, когда играют меня". И это было огромным комплиментом.
Я услышал от Юнус-бека красивую реплику. Он сказал мимоходом, но я понял, что в этой фразе - вся его жизнь. То ли это тост был за столом, то ли это он просто произнес. Он сказал: "Да, конечно, семья и любовь - это самое главное в жизни любого человека, и, тем более, солдата". Потом задумался и добавил: "Но Родина - вне очереди".
Я благодарен режиссеру Андрею Волгину, что он взялся за фильм, а ведь многие отказывались. Но он поверил в эту работу. Это был и для него такой же рубеж, как и для нас всех здесь сидящих, потому что картина актуальная и серьезная. Это не фэнтази, не патриотическое кино о спорте, а лента, основанная на реальных событиях. Мой дядя Анатолий Венгеров, когда узнал мои планы, дал мне почитать девятый том Карамзина. И когда Карамзин исследовал историю царствования Ивана Грозного, то написал фразу о том, что история сама гораздо более жестока, нежели люди. В этом я усмотрел фантастическую правду. Потому что людям свойственно забывать ужасы, кровь. Потому и живем, что надеемся. А кино живет, потому что в нем есть история. Та, что рассказана в нашем фильме, может, и показалась кому-то жестокой, где-то слишком откровенной. Но я вас уверяю, даже наша история, по сравнению с тем, что было на самом деле, это народная молва.
Я всегда относился к этой картине так: считал, что это - мой личный рубеж, потому что я - соавтор идеи, генпродюсер. И я понимал, что не сделаю больше того, что могу. Но у меня есть моя актерская профессия. И я подходил к решению всех вопросов по-актерски. Если чувствовал вдохновение, общаясь с кем-то, то продолжал общаться. Не чувствовал - уходил в другую сторону. Я действовал только по своей актерской человеческой интуиции. Это все, что у меня есть. Если она пугается и прячется, я превращаюсь в отвратительного актеришку. Если я ее не боюсь и выпускаю наружу, я превращаюсь в человека, с которым можно, как мне кажется, иметь дело. Это мой первый такой серьезный проект, и я надеюсь, что он будет услышан и не только у нас в стране. Я рад, что мы проложили такую тропиночку, по которой правда выйдет наружу. И я думаю, что мир - не без слышащих людей. Мы когда делали первые сборки, и я сомневался, режиссер Андрей Волгин говорил: "Мы правильно делаем. Самое страшное, что в этой ситуации может случиться, мы можем испугаться самих себя". Картина может стать в один момент смешной, в другой - романтичной. Но она заканчивается любовью. Да, есть военная линия, политическая, историческая. Но нам удалось провести и лирическую. И, когда побеждает лирическая линия, тогда авторы возносятся над всеми жанрами.
Это не первое военное кино, и люди военные понимают, с кем имеют дело. Они осознают, что мы - люди творческие. Конечно, нас щадили. Видели наши возможности, максимально их использовали. Качество отношения к работе - вот что самое главное дает консультант. Не просто как сесть, как держать оружие. Потому что они все делают с таким отношением, что это, возможно - последний раз в жизни. А актер знает, что есть дубль. Так что нас учили каждый раз быть прямо на острие, на лезвии, на переднем фронте.
Мне самому интересно это. Как отразится работа над такой картиной на мне, на наших продюсерах. Поеду ли я когда-нибудь еще в Америку? Какова будет реакция мира на эту правду? Анджелина Джоли в своем время продюсировала картину "В краю крови и меда", где были отвратительные сербы и многострадальные косовары. А мы как раз старались избегать конфликта. Но когда вошла сербская сторона к нам в партнеры, мы приняли решение рискнуть снять сербский блок, и посмотреть, что из этого выйдет. И мы сняли резко за два месяца работы весь сербский блок. И когда мы посмотрели на реальную трагедию, о чем мы снимали... То, что написано на бумаге, например, "река, плывет труп..." Но когда ты реально снимаешь реку и труп, и видишь это, и ты чувствуешь правду... Конечно, мы уже автоматически снимали фильм по-другому.
В реальной группе защитников аэропорта Приштины девушек не было. Но режиссер Андрей Волгин настоял на том, чтобы был введен персонаж - девушка-снайпер. И он знал, что хочет снимать в роли Веры Равшану Куркову. Актриса рассказала о том, что у нее с детства - фобия. Она боится высоты. Даже со второго этажа не может посмотреть вниз. Тут же приходилось постоянно быть "на высоте", да еще и конструкции шаткие. Тем не менее, она благодарна фильму за то, что научил ее справляться со своими страхами.
В фильме "Балканский рубеж" играет легендарный сербский актер Гойко Митич, известный не одному поколению российских зрителей по роли индейца Чингачгука. Митич приезжал представить фильм в Москву. Продюсеры рассказали, что выполнял в фильме все сцены сам - без каскадера, а играет Митич начальника сербской полиции. Когда Митич увидел на площадке дублера - обиделся и сказал, что ему 78 лет, и за все это время у него ни разу не было дублера на площадке - все трюки выполнял сам. Он занимается спортом - катается на велосипеде и на лодке-каяке. И находится в отличной форме. Вот что он рассказал: "Это первая роль, где я играю серба. Я играл индейцев, много раз - русских: от партизан до космонавтов. Самый большой мой чин в кино - сыграл маршала Соколовского. А сейчас мне очень приятно, что в фильме я - серб. Потому что эта тема для меня очень больная. Когда мне продюсер только сказал, что хочет снимать такое кино, я сразу сказал: "Снимай меня!"
У меня с этим периодом, о котором речь в фильме, связана личная история. Когда начались бомбардировки - я не поверил. Если бы кто-то мне сказал ранее, что будет война, я бы ответил ему, что он - сумасшедший. Когда бомбили, я из Берлина, где постоянно живу, звонил все время домой по телефону. Общался с мамой: как ты сегодня? Она отвечала, что нормально или рассказывала, мол, сегодня был такой взрыв, что упала со ступенек. В один из дней взял трубку брат. Я попросил маму к телефону, он ответил: "Ты не сможешь с ней поговорить, она вообще не разговаривает. Не ест не пьет - не знаю что делать". Через несколько дней она умерла. И я не смог приехать попрощаться, брат отговорил: как ты сейчас приедешь? Это невозможно. Я попрощался с мамой шесть месяцев спустя, уже на ее могиле. И до сих пор себя спрашиваю: зачем нужно было бомбить?"
Марш-бросок на Приштину наших ВДВ в 1999 году стал шоком для тех, кто поставил крест на России, как на ведущем игроке мировой политики. Генерал-майор Юнус-Бек Евкуров в то время был еще молодым майором.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"