Театральному режиссеру Льву Додину исполняется 75 лет

14 мая Льву Додину 75. Режиссеру, постигшему все тайны Чехова и Шекспира, открывшему для театра Василия Гроссмана, расшифровавшему Брехта, пригласившего в наш век Шиллера и навсегда породнившему с нами Федора Абрамова. Человеку, обладающему даром объяснять в театре про время - настоящее, минувшее и будущее - так, что его спектакли с неопровержимостью подлинника оказываются зачастую правдивее и убедительнее, чем сама жизнь. Мастеру, заражающему уверенностью, что наше счастье - далеко не в нашем незнании. И педагогу, меняющему судьбы людей.
РИА Новости

Большинство труппы МДТ составляют ученики Льва Додина разных лет. А глаза актеров, прошедших школу Додина, отличишь, даже если на каком-то необъяснимом вираже судьбы их заносит в сериал, - и даже в потогонных условиях они умудряются существовать по высшим, додинским законам правды в искусстве, со своим, особым взглядом...

Более того, не только актеров - постоянных зрителей его театра можно узнать на улицах его родного Петербурга по глазам. Вспоминаю слова его друга, руководителя Центра Бобиньи в Париже Патрика Сомье о том, как хороший театр делает человека культурным наркоманом и что в театр Додина можно влюбиться раз и навсегда, причем с первого взгляда. Под этим признанием сегодня готовы будут расписаться все, кому посчастливилось хоть раз оказаться причастным к душевно-художественным открытиям Малого драматического театра на родной сцене на улице Рубинштейна. Где Лев Додин триумфально поставил почти все пьесы Чехова. Увлек за собой в миры Достоевского и Платонова. Открыл для театра "деревенскую прозу" и пронзительную, до слез, до нетеатральных рыданий и спазмов в горле правду "Братьев и сестер" Федора Абрамова. Заставил зазвучать в полную силу "Московский хор" Петрушевской и ушел на такие глубины Гроссмана, что "Жизнь и судьба" стала и вехой, и судьбой не только для Малого драматического театра - для всей театральной страны. К "Гамлету" Лев Додин готовился больше тридцати лет, совершив путешествие через "Короля Лира" и "Бесплодные усилия любви" в Петербурге, пройдя через "Отелло" Верди во Флоренции. И решив взять, в конце концов, в соавторы к Шекспиру Саксона Грамматика, Рафаэля Холиншеда и Бориса Пастернака, - право редактировать и дописывать "Гамлета" он, пожалуй, единственный заслужил.

Сегодня театр Додина фактически официально считается лучшим российским драматическим театром, и перечень полученных всех существующих государственных и высших театральных наград - тому подтверждение, а формулировка, что если у нас вдруг закончатся газ с нефтью, бюджет страны спасут театр Додина, балет Эйфмана и оркестр Гергиева, - не театральный анекдот. Ведь если существует в театре гамбургский суд, то начало своего отсчета сегодня он ведет на улице Рубинштейна в Санкт-Петербурге. В Малом драматическом театре - первом из российских театров, получивших статус "Театр Европы" и постоянную гастрольную прописку за рубежом. И единственном на сегодняшний момент русском театре, которому на протяжении всей театральной эры Льва Додина удается не только глубоко чувствовать и максимально точно передавать масштаб и уровень явлений, но и доказывать - каждый вечер, с каждым третьим звонком и до последнего выхода додинских артистов на поклоны, что душа, кажется, все-таки существует.

С возрастом понимаешь, что жизнь ни в какие формулы не укладывается. Можно только что-то предчувствовать…

Про людей он знает все. То есть абсолютно. Уверена, Лев Додин как на рентгене видит их душу, читает их мысли, угадывает желания. А главное - не просто дарит иллюзию счастья, - умеет делать в своем театре людей счастливыми. Его спектакли - как дефибрилляторы, заставляющие вновь биться сердца.

Как часто бывает он абсолютно счастлив сам?

Дословно

Лев Додин о Чехове:

"Прямых ответов на жизненные вопросы мы не даем... В определенный момент какая-то пьеса кажется не только вечной и сегодняшней, но и твоей. Каждый раз, когда имеешь дело с Чеховым, удивляешься, как много ему удавалось через себя пропускать. Не формулировать, не обозначать в сюжете или в словах, а передавать через себя то течение настроений, сгусток которых собственно и есть его пьесы. Где-то наткнулся на запись в его дневнике, что он в теплом демисезонном пальто, в шляпе и с палкой весил всего 72 килограмма. Как он был худ! И насколько прозрачен для жизни...

Многое с ним прожито... Мало кто так же, как Чехов, ощущал бренность нашей жизни, и с не меньшей силой он ощущал необходимость как-то ей противостоять. Я не могу сказать, что такую возможность он нашел; и то и другое чрезвычайно сближает его с каждым из нас - ведь подсознательно это чувствует каждый.

А чем дальше идет жизнь, тем меньше хочется вообще формулировать, и если в юности прекрасное русское слово "сверхзадача" волновало и взбудораживало, - почему ты ставишь спектакль, зачем, то сегодня никаких сверхзадач перед собой не ставишь. С возрастом понимаешь, что жизнь ни в какие формулы не укладывается. Можно только что-то предчувствовать...