В доме у Кима и Домарацкой нет предмета, к которому не прикасалась бы рука художника. К батарее прикоснулась, превратив ее в желто-оранжевую зебру, к навесным полкам прикоснулась, стилизовав их под атрибут средневекового замка, к найденной на свалке полуразбитой лошади каслинского литья прикасается, ее ремонтирует. Даже гипсокартонные стены кухни Андрей продолбил, превратив их в подобие каменной кладки - а желто-оранжевый цвет просто превратил стену в неведомый, но очевидный художественный манифест. Я бы этот манифест расшифровала как "Нельзя жить обыкновенно. Надо на каждом шагу быть художником".
В комнате у Андрея - целая физико-химическая лаборатория, и только лежак сверху, почти под потолком, наводит на мысль, что это все-таки жилье, а не мастерская. Лето он проводил в поселке Челюскинский под Москвой, где его мать Жанна Травинская, заслуженный художник России, все лето работала в творческих мастерских, и после знакомства с ним остается стойкое чувство, что он носит за собой мастерскую в зубах. Этакий "платоновский человек", который сможет сделать все - исправить старинные часы, оживить кукольный рождественский ковчег.
Андрей работает с горячей керамикой, последние его - дивные! - керамические пейзажи сделаны на юбилейную выставку Лескова (мать, чье имя для орловчан - бренд, втянула сына в этот проект).
Кусала локти, что не могу купить хотя бы одну из его горячих миниатюр (плакетки-полузаготовки он не продает, только раздаривает близким друзьям), но он работает в сложной технике, работы требуют обжига, и лучше на промышленных площадках. В Москве для этого в советское время специально существовал экспериментальный творческо-производственный комбинат, мать Андрея там пропадала. Сейчас с этим непросто, но в Андрее не засыпает талант, и он сделал прекрасный акварельный альбом на тему Пушкина и Петербурга, по рассказам подруги семьи, только что оттуда вернувшейся.
У Людмилы ситуация полегче, известный в Орле фотохудожник, она преподает в училище искусств. Ведущая в училище курс по кино ее коллега Елена Чижмина, говорит о Домарацкой так: если там у вас в Москве кто-то из орловчан хорошо снимает, будьте уверены, он учился у Домарацкой. Потому что нельзя жить в Орле, иметь хороший фото- и киноглаз и не учиться у Домарацкой. "Поучиться у Домарацкой" идут после университетского худграфа, журфаков, политехов, кафедр дизайна.
Ее и с мужем свела фотография. Как-то раз они вместе задумали снять что-то общее на тему настроения. Настроение было не очень. Она сняла бабочку и окурок на подоконнике, он - девушку и облака. И тогда же выяснили, что оба любят Йозефа Судека.
Домарацкая так просто бежит за Судеком, забыв закрыть дверь и застегнуть плащ, бесконечная чешуя ее луковиц напоминает яичную скорлупу Судека, и сливовые цветы, и рюмочное стекло. Но полуобщипанный виноград (кто-то, кто ел его, только что вышел из комнаты) и высохшая вода в цветочной вазе - это уже свое. На последней летней фотовыставке в орловском краеведческом музее, названной строчкой из Рильке "Все вещи ждут прикосновенья...", натюрморты Домарацкой "форматировали" настроение зрителей.
Этим летом они со студентами решили посмотреть фотоглазами людей XXI века на Тургенева и Пришвина (оба родились в Орловском крае и стали литературными символами самого плодовитого на писателей региона).
Сначала выбрали знаменитые тургеневские стихотворения в прозе. Причем студенты не поспешили иллюстрировать "Как хороши, как свежи были розы" или "Памяти Вревской". У 18-летних своя фокусировка. Хитом у них стало полусаркастическое стихотворение "Довольный человек". "Он сочинил клевету на знакомого, распространил ее тщательно, услышал ее, эту самую клевету, из уст другого знакомого - и сам ей поверил. О, как доволен, как даже добр в эту минуту этот милый, многообещающий молодой человек!" Фотокамера студента отозвалась на эти строки фотографией паутины с паучком посередине, удачно ловя характер и масштаб того, кто счастлив навредить и испортить.
А тургеневские "Песочные часы" отозвались на пленке световым следом только что промчавшегося городского трамвая.
Пришвин и вовсе всех озадачивает парадоксальностью своего взгляда. Чего стоит, например, "Искусство - это радостная способность избавляться от себя на какое-то время".
Перелистав пришвинскую "Дорогу к дому", выбрали из его дневниковых записей тему одуванчиков. "Вчера днем я снимал одуванчики, их было целое поле, один к одному. Мне очень они нравились, и казалось, их коротенькое бытие так значительно для характеристики начала типичного лета... И тем одуванчики были милы, что свою человеческую жизнь узнавал я в них, тоже так эфемерна!" Орловская библиотека им. Пришвина приняла их выставку "Эфемерная жизнь". Студенческие фотоимпровизации начинались с фиксации короткой жизни растения - бутон, цветок, воздушный шар созревших семян, ветер, последний парашютик одуванчика, а кончались неожиданной для всех темой музыки - гриф гитары, лицо музыканта, толстый литаврист с последним взмахом.
Пришвину бы и Тургеневу понравилось, уверены они.
А музей имени Тургенева взял этим летом ее работы и работы ее студентов к себе на выставку-презентацию литературного образа Орла.
Этим летом семья Ким - Домарацкая делает две вещи.
Домарацкая со своими студентами поставили перед собой задачу проиллюстрировать летними фото все мысли Пришвина об искусстве и человеке. На эту работу их сподвигла орловская библиотека им. Пришвина. Они со студентами делают фотографии с наложенными на изображение строками из Пришвина, ищут философским мыслям писателя свой фотообраз.
А Андрей, пока печь не раскалена и заказов на керамические работы нет, взялся поднять на ноги пережившего инсульт мужа еще одной интересной орловской художницы Татьяны О. Доктор наук и известный в городе бизнесмен, он оказался в лежачем состоянии. И Андрей, вспомнив жизнь у бабушки под Дебальцево (да, в том самом, которое теперь совершеннолетнему мужчине-россиянину не увидеть), сад, круглогодичное купание в огромном дедовом корыте в саду, обтирает, закаляет, заставляет двигаться. Поначалу подопечный с ним дрался, сейчас с него слезла аллергическая короста, очистилась речь, восстановились многие движения.