На этот раз автор ввел закадровую рассказчицу, подобие Шехерезады и, как обещала аннотация к новинке, это тоже "отражение жизни человека во всей ее красоте и жестокости, великолепии и банальности". Но, увы, ожидания оказались завышенными: из всей замечательной квадриги осталась только банальность, дозволенные речи Шехерезады сведены к монотонному: "А вот я видела мужчину, который…"
Это снова калейдоскоп мини-сюжетов, но теперь они больше напоминают статичные фото, где неподвижная камера снимает неподвижных людей уже без парадоксов, умысла и фиги в кармане. Вот пожилая пара сидит на скамейке в деревянных позах, любуясь расстилающимся внизу городом. Вот священник пришел к врачу, потому что не верит в бога, и его мучают кошмары. Вот девушка сошла с поезда, а ее никто не встретил. Вот сам Гитлер вошел в бункер, где пьяные офицеры оцепенело взирают на осыпающийся под бомбами потолок. Вот папа ведет дочь на свадьбу, но пошел дождик.
"И что?" - недоумевает зритель. "И ничего!" - отвечает режиссер, переходя к новой, столь же замороженной коллизии, которую сюжетом назвать уже трудно. Иногда забавным кажется звук открываемой бутылки в ресторане, но официант, на глазах остолбеневшего гостя льющий вино на скатерть, уже не кажется смешным. Прием явно исчерпал себя в "Голубе…", но автор устало продолжает его эксплуатировать в надежде вызвать в зале улыбку. Емкие миниатюры стали невнятными зарисовками, а то, что было остроумием, стало просто длиннотами.
Пять лет назад Андерссон фактически открыл свой многообещающий жанр в кино, и его "Голубь…" заслуженно взял Золотого льва Венеции. Новый фильм жанр закрыл, повторить успех не удалось, пресса проводила картину улюлюканьем, смешанным с вежливыми аплодисментами.