На сцене БДТ им. Товстоногова башкирская "Зулейха открывает глаза"
Но режиссер Айрат Абушахманов, который воспользовался инсценировкой Ярославы Пулинович, переведенной на башкирский язык, сделал спектакль-притчу. Эпический размах действия он сумел уложить в два с половиной часа сценического времени и при этом вытащил из романа Яхиной такие смыслы, которые были вовсе не очевидны для читателя, увидевшего в произведении молодого автора только семейную драму.
Не случайно, что в 2017 году этот спектакль был удостоен специальной премии "Золотой маски".
- Первое, что меня зацепило - суфийская легенда о царе птиц - Шах-птице, ее рассказывает Зулейха своему сыну Юсуфу, - говорит режиссер. - Смысл легенды в том, что птицы искали царь-птицу Сямрук, которая наделена безграничной властью над другими ("возможность убивать и миловать"). Достигнув царства великой птицы, они слепнут от яркого света, а когда начинают видеть, то понимают, что ее нет, это обман, иллюзия, миф. И великая птица, наказывающая и прощающая, она в каждом в отдельности и во всех них. Любая вертикаль авторитарна и репрессивна.
Спектакль Абушахманова весь построен на метафорах, и зачастую они говорят сердцу зрителя больше, чем множество слов. Декорация - несколько хлипких, словно наспех, из горбылей, сколоченных помостов да подвешенные доски над ними - практически не меняется. Но этот тотальный неуют отчетливо передает и тряский холод вагонов, будто в насмешку названных теплушками, и жуть сибирской тайги, которую предстоит обживать переселенцам.
Спектакль и начинается с этого - с поезда, везущего в непонятную даль "врагов народа". А сцены прежней, отнюдь несладкой жизни Зулейхи (Ильгиза Гильманова), приходят ей на память то ли в полубреду, то ли во сне. Прекрасна в этих сценах Танзиля Хисамова, блестяще сыгравшая свекровь Упыриху.
Под статьей и Хурматулла Утяшев в роли законного мужа героини Муртазы. И когда в Сибири он является ей в виде огромного медведя - это тоже психологически понятно и оправданно: ведь Зулейха ведет нескончаемые беседы со своим прошлым, с духами и богами, составляющими суть истории ее народа.
Великолепно придумана сцена чудесного спасения беременной Зулейхи во время катастрофы с баржей. Тоненькая, хрупкая актриса взмывает на прицепленных тросах вверх. И ее барахтание в воздухе, с абсолютной точностью воспроизводящее барахтание в воде тонущего человека - яркий образ жизни всех тех, кого репрессии сорвали с места.
В сцене родов, когда жизнь матери и ее сына спасает доктор Лейбе (Ильдар Саитов), нет кукол-новорожденных. Вместо них - полупрозрачный воздушный шар, который Зулейха держит так, словно принимает в руки лучшую награду в мире, надежду на спасение. И когда в финале сын уезжает из поселка ссыльных, с новыми документами, выписанными "злым красноармейцем" Игнатовым на свою фамилию, сжимая в руке вроде бы совсем ненужный кружевной зонтик мадам "из бывших", которая учила его французскому языку, понимаешь: возможно именно это наследие как никакое другое станет спасительным в его жизни.
В спектакле не раз повторяется эпизод: какие-то люди не то в костюмах санитаров, не то в одеяниях химзащиты выходят, чтобы нанести на лица поселенцев мазки серой краски. Те и не сопротивляются: порядок есть порядок. Но когда Зулейха впервые приходит к любимому и влюбленному в нее Игнатову, они умывают друг друга, смывая с лиц эту краску. И это - потрясающая сцена не внешнего - внутреннего очищения человека. Освобождения их душ от всякой скверны.