15 марта исполнилось 90 лет со дня рождения Жореса Алферова
Родители, со слов Жореса Алферова, вторым ребенком в семье ждали девочку. И даже имя ей придумали - Валерия. Но 15 марта 1930 года в роддоме белорусского Витебска на свет появился он. Чтобы сын-первенец не чувствовал себя одиноко с именем Маркс, отец и второму нашел подходящее, с тем же пролетарским, интернациональным посылом - Жорес.
Жоринькой - называла мама, Жориком и Жоркой - такие же, как сам, мальчишки во дворе. А он, немного повзрослев, носил с гордостью свое, ни на чье не похожее имя. И может быть, уже тогда что-то важное про себя понял.
В 44-м, когда не стало вестей от брата, а потом пришла похоронка, настоял, чтоб раньше срока приняли в комсомол и записали в ударный комсомольский лыжный батальон - добить фашизм и отомстить за Маркса.
Войну успели закончить без него. А он с годами понял: месть - мотив не созидательный. Как и беспамятство - грех для всякого, верующего и нет. Себя безбожником не считал, однако религию и науку, веру и знание всегда и непреклонно разводил по разным комнатам. Кавалерийским прошлым атеиста отца, когда сам стал дедом, уже не восхищался, но корней по его и материнской линии держался всегда.
А когда случилась Нобелевская премия и на нем сошлись лучи софитов, сделал так, что в Берлине, рядом с улицами Эйнштейна, Гейзенберга и Макса Борна, появилась улица его кумира - основателя Физтеха академика Иоффе. В своем, отдельно взятом случае, он пролетарский лозунг перенес в науку и подал тем самым пример остальным.
Оставшись без партии, которая распустила себя в 91-м, Алферов ни в какую другую уже не вступил. Решил однажды и уже навсегда: "Моя партия - Академия наук". В думской фракции КПРФ он числил себя последним беспартийным коммунистом, а его голос с парламентской трибуны - был голосом открытого протеста, когда попирали интересы большинства и ущемляли науку.
Лев Гумилев свою формулу пассионария вывел раньше. Но читаешь - и такое чувство, будто портрет писали с Жореса Алферова.
В воскресенье, 15 марта, исполняется 90 лет со дня его рождения. В Петербурге, в Академическом университете, соберутся соратники и друзья. Там же будет презентована книга "Жорес Алферов", которая вышла в известной серии "Портрет интеллекта" (издательство "Людовик") с галереей авторских фотороабот Сергея Новикова и редких фотографий из семейного архива Алферовых. Наряду с этим в мемориальное издание вошли последние интервью и статья Жореса Алферова, опубликованные в "Российской газете". По просьбе составителей книги и журналистов "РГ" портрет академика Алферова дополнили своими красками близко знавшие его коллеги.
Юрий ГУЛЯЕВ, академик РАН:
Он был среди нас запевалой
Так вышло, что в доктора наук мы подались с Жоресом в один год: сначала он, потом я. Алферов защищался в Ленинграде, я - в Москве. И на отзыв, как в ведущую организацию, его диссертация поступила к нам - в Институт радиотехники и электроники Академии наук СССР. Завотделом физики полупроводников Сергей Григорьевич Калашников поручил этот отзыв готовить мне.
Сегодня оглядываюсь назад и понимаю, когда у меня была первая, пусть даже теоретическая возможность как-то насолить коллеге, зажать фигу в кармане, сделать при всех "козу". То есть хотя бы одним мазком или каплей дегтя отметиться на полотне того, что он сделал в науке к 40 годам. Никто же не знал, что через тридцать лет соискатель докторской степени станет нобелевским лауреатом. А оппонент на то и оппонент, чтобы пятна найти даже на Солнце. Но, увы: кроме какой-то стилистической погрешности и одной-двух, не совсем точно оформленных ссылок, придраться в его диссертации было не к чему.
А если по существу, масштаб и глубина его работы произвели впечатление не только на меня и моих коллег. Жорес Алферов уже тогда предложил к реализации полупроводниковый лазер на двойной гетероструктуре из арсенида галлия с алюминием. И буквально вскоре это произвело переворот в способах передачи, приема и обработки огромных массивов информации.
В отличие от теоретиков, к которым отношу и себя, Жорес был экспериментатором. Причем его находчивость органично сочеталась с лидерскими качествами - и в повседневной жизни, и в той области науки, которую Алферов для себя избрал. Заводила в компании друзей, он был запевалой и на работе. Исследовательский коллектив под его руководством задал по сути новое глобальное направление в электронике - гетероструктурную электронику. Напомню для примера, как был создан миниатюрный усилитель сверхвысокочастотных сигналов СВЧ, который играет решающую роль в сотовых телефонах.
Не все знают, что принцип сотовой телефонной связи был предложен фирмой "Бэлл" в США еще в 1943 году. Но долгое время приемно-передающие устройства такой подвижной радиосвязи (то, что теперь именуют сотовыми телефонами) были очень громоздкими - главным образом, из-за тяжелых усилителей сигналов в диапазоне СВЧ и других элементов обработки информации. В лучшем варианте они едва помещались в багажнике автомобиля и при этом должны были отделяться от людей (абонентов) специальным защитным экраном.
И лишь после того, как в 1969 году Жоресом Алферовым и его командой был создан миниатюрный СВЧ-усилитель, а в моей лаборатории и, параллельно, в нескольких лабораториях за рубежом удалось получить миниатюрные СВЧ-фильтры на так называемых поверхностных акустических волнах, стало возможным разместить сотовый телефон в дамской сумочке или просто в кармане.
Однако пройдет еще почти двадцать лет, прежде чем в Москве зазвонит первый сотовый телефон - уже в привычном для нас понимании, а мы с Жоресом в один день почувствуем себя именинниками.
Сегодня у жителей нашей страны более 300 миллионов сотовых телефонов - "мобильников", как теперь говорят. Правда, все они зарубежного производства. Почему в России так и не смогли наладить конкурентное производство своих сотовых телефонов, рассуждений было много, и повторять их не хочется. Я лишь могу согласиться с тем, что сказал Жорес Алферов на Втором съезде народных депутатов СССР 14 декабря 1989 года - уже после того, как в Москве зазвонил первый сотовый телефон от фирмы Nokia. Многим запомнились его слова с кремлевской трибуны, что мы построили "на основе самой материалистической в мире философии самую идеалистическую, в худшем смысле слова, в мире экономику".
Жорес очень переживал за дела в родном ему Физтехе, где вырос как ученый и откуда был вынужден уйти, чтобы отдать все силы, как сам говорил, "последней песне" - поставить на ноги новый тип образовательного комплекса - Академический университет с лицеем. Это, безусловно, рукотворный памятник, который он себе воздвиг и который не должен быть разрушен.
Валерий ЧЕРЕШНЕВ, академик РАН:
Как из будней сделать праздник
Жорес Иванович Алферов напоминал мне актера Юрского, от которого зритель всегда ждал чего-то необычного - такого, что нельзя предугадать. Водружаясь в президиуме любого собрания, мог полностью перевернуть ситуацию, направить разговор совсем в другое русло. Это все знали и этого ждали - одни с любопытством, другие с некоторым страхом.
Если он сам вел собрание, скучно не было никогда. И эта его "отдельность" проявлялась даже в мелочах. Мог прийти на какое-нибудь заседание в черной рубахе. Или, как однажды,- в клетчатой. Да еще галстук с пальмами. "Жорес Иванович, кто это вас так одел?" - "А что такое? Мне нравится". На следующий день приходит в обычном костюме: "Видишь, критику воспринимаю". И смеется.
Алферов довольно часто бывал на Урале. Но по-настоящему он мне открылся в 99-м, когда приехал в Екатеринбург получать Демидовскую премию. Церемония награждения проходила в резиденции губернатора, а Жорес Иванович только вернулся из Америки и выглядел "не по-нашенски". Пиджак из вельвета или бархата, очень тонкого, который подчеркивал его молодцеватую стройность, белоснежная рубашка, облегающие брюки и черные кроссовки на толстой подошве - они при каждом шаге по сцене слегка пружинили.
Ему, как и остальным лауреатам, одевают ленту, вручают награды, поздравляют и дарят цветы. Он берет букет и неожиданно для всех спрыгивает со сцены... Не по лесенке спускается, а просто прыгает вниз, в зал. А на первом ряду сидит Тамара Георгиевна, и он - к ней, чуть не на коленях - преподносит цветы. У других лауреатов тоже жены в зале сидят, но никто не догадался, а Жорес Иванович это сделал - не нарочито, а очень искренне. И главное - жену представил. Под шквал аплодисментов он как бы дарил ей свой успех...
Все лауреаты выступали с ответным словом. И Жорес Иванович начал традиционно: "Урал - край мастеров, а лесковский Левша с одного из первых Демидовых списан". И вдруг - вопрос в зал: "А знаете, что Демидовы вовсе не Демидовы, а Антюфеевы - жили в Туле, в городе оружейников?"
И живо, в лицах рассказал историю, как Антюфеевы стали Демидовыми...
А еще запомнилась наша совместная поездка в Стэнфордский университет. Прилетаем в Сан-Франциско, идем в этот центр, и нас встречает... город студентов. Жорес Иванович говорит: "Посмотри, какая красота! Я хочу такой же!" Перед нами - учебные корпуса, вдали - девятиэтажные дома, поближе - коттеджи. Стадион с тартановой беговой дорожкой... И вдруг - что такое? Снова толкает: "Смотри!" За деревьями открывается лужайка, а на ней... Вглядываемся: да это же скульптуры Родена! "Врата ада", "Бронзовый век", "Вечная весна" и еще, еще... Как это может быть? В парижском музее Родена - мы были там вместе - их около восьмидесяти. А тут полное собрание - как оказалось, 110 работ. И все подлинники! Это, оказывается, подарок Рокфеллера Стэнфордскому университету. Жорес Иванович говорит: "Ёлки-палки! Вот студент бежит мимо этой красоты - он же о чем думает? О своей физике. А красота на него влияет..."
В общем - одна на двоих белая зависть. Только у Жореса Ивановича - еще и конкретные соображения, как свое дело "приподнять". Взять те же нобелевские конференции - когда Алферов в 2003 году в Петербурге собрал два десятка нобелевских лауреатов и на неделю устроил пиршество интеллекта, не все его затею поняли. Такие траты! Ведь принимали гостей по высшему разряду. Да, такого в России никогда не было, но зачем? Жорес Иванович ответил: "А пусть наши молодые ученые и студенты увидят, что нобелевские лауреаты такие же люди. Не боги горшки обжигают".
Вот так он приподнимал всё, за что брался. Ставил высшую планку. А может, просто хотел, чтобы не буднично жизнь катилась, а всегда было что-то необычное. Было удивление. Был праздник.