Иван Твердовский на "Кинотавре" представил российскую премьеру "Конференции"

Ключевой, переворотной картиной в основном конкурсе 31-го "Кинотавра" в центре программы стала "Конференция" Ивана И. Твердовского. Речь в ней - о преодолении посттравматического синдрома людей, оказавшихся в заложниках в Театральном центре на Дубровке. Это четвертая полнометражная картина в биографии режиссера, и первый фильм в России про трагедию "Норд-Оста".
Кинокомпания "Вега фильм"/ ОРКФ "Кинотавр"

Пять компаний из России, Эстонии, Великобритании и Италии работали над проектом. После российской премьеры картины, никого на фестивале не оставившей равнодушным, режиссер Иван И. Твердовский рассказал о том, почему найти продюсеров оказалось не просто:

- Если говорить про контекст, мы знаем огромное количество фильмов про мировой терроризм, и вся история начала XXI века так или иначе с этим связана. Разные кинематографии мира рефлексируют на эту тематику. Почему на территории нашей страны, которая очень серьезно с этим столкнулась, не было ни одной картины, этому посвященной? Вопрос, конечно, все-таки не к нам. Наверное, лучше быть первым очень поздно, чем не быть вообще никогда.

Продюсера найти было сложно - они просто не могли понять, зачем снимать "Конференцию". Но я все равно ходил на встречи, потому что хотел сделать эту картину. Были продюсеры, которым просто тема неинтересна. Кого-то это и пугало. Катя Михайлова и Костя Фам появились не сразу, но очень важно, что они сразу стали единомышленниками. Мы снимали фильм как историю о памяти, о посттравматическом синдроме, о террористическом акте в театральном центре в 2002 году. Если мы говорим о современной истории, о нулевых годах, то тема международного терроризма объединяет в этом смысле практически всех людей на планете. Мне было 12 лет, когда все это произошло. Из моего детского сознания - я помню, как родители дежурили по списку около подъездов, потому что три дня взрывались жилые дома. И особенно хорошо помню историю того, что связано с "Норд-Остом". Я знаю тех людей, которые там работали. Это даже территориально было не так далеко от моего дома. В моей школе на Дубровке погибла девочка. И дальше по жизни я с этим сталкивался...

Но мне принципиально было уйти от существующих хроникальных достоверных архивных материалов. Поэтому на съемках я не привлекал людей, которые были заложниками, но не являются артистами. Путь публицистики был бы ошибочным. В этой истории мне хотелось выстроить правильную дистанцию от событий. Я для себя знаю, что я на 99 процентов в материале, вся событийная хронология хорошо изучена. Мне известно огромное количество нюансов. Все источники в открытом доступе я изучил, пообщался с большим количеством людей. Но я не документалист и не журналист, я делаю свою историю на этой почве. От меня требуется только деликатность в освещении темы. Это нормальный процесс работы с историческим материалом. В работе над текстом важно было собрать свидетельства, эмоциональные воспоминания. Конечно, я общался с заложниками, которые там были. Очень многие вещи, которые люди рассказывали, были использованы. Но сценарий - это все-таки литература, это не их слова впрямую, все равно там есть работа над текстом. Действительно ли в этих речах нет агрессии по отношению к террористам, как будто бы люди зла даже не держат? Есть такое ощущение, но агрессия жива, и очень серьезная. Но когда люди с этим живут почти 18 лет, они немножко по-другому к произошедшему относятся. Я скорее думаю, что они никак об этом стараются не вспоминать. Есть какое-то глобальное зло, которое надо искоренять, а есть конкретные люди, которые непосредственно были внутри... Это не то что у них нет эмоционального включения - просто спустя 18 лет они все эти переживания держат очень глубоко внутри себя... Я бы назвал это уходом от события. Мы ведь не просто так ни разу не произносим "Норд-Ост"...

Дословно

Катерина Михайлова, продюсер фильма "Конференция":

- Важно, что картина состоялась и на международной арене с европейскими партнерами, которые увидели и услышали то, что мы хотим сказать. Тема очень европейская, международная, и отклик мы почувствовали сразу. Для них важно пройти, пережить, говорить о травмах - не так, как в России, у нас эта культура переживания и выговаривания, выплакивания не популярна и не воспитана. Если говорить о Венеции, то реакция была - все плакали. Там был большой эмоциональный отклик.