- Давайте, - сказала она, - по составу нашего разговорного языка попробуем определить, как в народе относятся к пьянству.
- Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
- Пить - горе, а не пить - вдвое.
- У нашего Ивана все дети пьяны. А у нашего Тита и пито, и бито.
- Хоть святых выноси.
- До положения риз.
- Вино полюбил - семью погубил.
- Пьян вдребезги.
- ...в стельку.
- ...вдрызг.
- ...в лоскуты.
- Нет хуже зелья, чем жена с похмелья.
- ...пьян в сиську...
- Эй, молодой человек! Дам не обижать. Я же просила, чтобы в пределах русского языка.
- А где у него пределы? Он "велик и могуч, правдив и свободен".
- Сказал?.. - бросила эрудиту наживку Елена Ивановна и застыла, уставясь на него прокурорским взглядом.
- Георгий Исаевич Петрунин, - выпалил он и не успел сообразить, что теперь влип в устное студенческое творчество, как аудитория зашлась в здоровом смехе, перемежаемом тонкоголосым девичьим повизгиванием.
Только Елена Ивановна осталась нейтральной.
- Мне интересно бы знать, Георгий Исаевич, насколько глубоко вы освоили творчество автора, стихи которого так к месту цитируете.
До Жоры Исаева дошло. Он ойкнул, зарделся и выпалил:
- Так это же Гоголь... Поэма "Мертвые души".
Аудитория неистовствовала безо всякой жалости к Жоре. Упоминание "Мертвых душ" поддало жару. Уже и Елена Ивановна смеялась вместе со всеми.
Шустрый пройдоха Жора Исаев, который за пять минут до зачета по марксизму приставал к нам, чтобы рассказали ему работу В.И. Ленина "Что делать?" в двух словах, - этот знаток марксизма вдруг среди общего веселья произнес:
- Пьяный проспится - дурак никогда.
- Кто пьет, тот спит, а кто спит, тот не грешит.
- Ну и?..
- Все, успокоились, - попросила Елена Ивановна, - а то мы сами как спьяну от Петра, да к Ивану.
- Не понял, - запротестовал Жора, - это вы в мой огород?
- Для закуски бутерброд, - подбросил кто-то с камчатки.
- Я же просила... - Аудитория отозвалась тишиной. - Продолжим.
- Мужик пьян - сам себе пан.
- С пьяных глаз...
- ...по пьяному делу.
- ...пьян от счастья.
- Бутылочки да рюмочки доведут до сумочки (сума побирушки).
- Лыка не вяжет.
- Топить горе в вине.
- ...В честь последнего понедельника на этой неделе.
- Нет, - запротестовала Елена Ивановна. - Это уже тост. У нас иная тема.
- Загорюем - так запьем.
- Двести грамм с утра - и весь день свободен.
- Пьянящий запах духов.
- Сколько на водке пропьешь, столько на спичках не наторгуешь.
- От счастья была (был) пьянее, чем от вина.
- Тот не пьяница, кто по разу в день не похмеляется.
- Пьяный не мертвый, когда-нибудь да проспится.
- Всем подноси, никого не обноси: доброму для добра, худому для худа.
- Много пить - добру не быть.
- Пожалуй, на этом остановимся, - предложила Елена Ивановна. - Мы набрали статистику, чтобы подумать, поспорить и поставить диагноз. Хмель и пьянство проникло во все сферы нашей жизни, им пропитана лексика всех слоев нашего общества. Вот до какой глубины вошло в нас винное брожение. Мы в плену у пьянства, а ведь еще десять поколений назад Русь не знала запаха водки. Почему такое случилось?
- Я знаю, почему, - поднялся мой сосед.
- Ну?
- Потому что пьяному море по колено.
- И это хорошо?
- Пьяному - хорошо. Обществу - опасно. Людям - мерзко, - ломтями нарезал проблему мой сосед. Точно он не с нашего факультета. - Утопить горе в вине нельзя - вместо одного горя наживешь много бед и покруче пьянства.
- Думаю, не вы один такой умный. Кстати, сами употребляете? Можете не отвечать, - сказала Елена Ивановна.
- Отвечу, почему же. Только дайте мне на ответ пять минут.
- Три.
- Попробую... За месяц до отправки на фронт ночью подняли "в ружье" и повезли к морю.
- Вы про войну нам хотите рассказать?
- Нет, Елена Ивановна. Про меня и про водку.
- Ну хорошо, - улыбнулась она. - Сама напросилась. Послушаем? - обратилась она к аудитории.
- Да... - жиденько поддержала публика. - Тогда мы каждый день слышали про войну - по радио, в газетах, в кино, в спектаклях, в электричках, в семьях: в каждой на праздничный стол ставили граненый стакан, наполненный до краев и прикрытый ломтиком хлеба, посыпанным солью и накрытым полулуковицей. Для того парня.
- Переправили нас на остров, - продолжил доброволец. - С утра до ночи муштра на плацу, стрельба и знакомство с матчастью. Готовили из нас десантников, которых высаживали с моря под шквальным огнем береговой обороны. Что это такое, я потом раскусил при штурме Кенигсберга.
...На рассвете подняли, погрузили на баржу, и "толкач" выволок нас в море, под хорошую волну. Волна в Белом море - в три раза выше нас ростом, ветер с полюса, а в нас, доходяг из школы юнг, килограммов по сорок весу: дунет-плюнет, и "человек за бортом".
...Выстроили нас по борту баржи: прыгай! Кто не прыгал, сталкивали в устрашающий рев воды... Спасательных жилетов на всех не хватало... Я не умел плавать... Меня последним выловили, багром зацепив за бушлат. Как не пошел ко дну, не знаю. Мичман на разборе полетов объяснил все просто:
- Пьяному море по колено.
- А вы что, пьяным были?
- Ну да. Мичман, когда узнал, что я не умею плавать, налил мне полстакана спирта и велел выпить. Я отказался. Он сказал: "Утонуть хочешь: от войны увильнуть, пацан?"
Я признался, что ни разу еще не пил водку. Мне семнадцать лет было. "Тем более пей. Пьяному море по колено", - повторил он как заклинание.
При штурме Кенигсберга под мину попал. Фашисты там стояли насмерть. Был трезв как стеклышко. Запил, когда год провалялся по госпиталям...
- Ну, какова наша статистика? - хлопнула по столу ладошкой Елена Ивановна.
- Сорок девять слов и словосочетаний. И одно покаяние.
- Вот и подумайте над этим. Что, какие судьбы, какие явления за этой статистикой. Потом мы семинар проведем по теме.
- И обмоем это дело, - кто-то бросил реплику.
Елена Ивановна никак не отреагировала на нее. Сказала:
- Что делает время, а? "Спаивать" во времена Владимира Ивановича Даля означало скреплять металлические вещи пайкою, паянием. Спаять, будет чище, а заклепать - прочнее. Спайка - место, где что спаяно, припаяно, шов, стык, связь твердых тел по слоям, по пластам, по листовому складу их. Слюда делится по спаям на тончайшие листочки (спайщик, специальность рабочего).
Да, это все благородно и по делу. Но словарь-то "Живаго великорусского языка", и пахнет это слово не только припаем и канифолью. Неужели Даль прошел мимо... Как бы не так!
Спаивать и в эпоху великого собирателя русской словесности означало, как и ныне, весьма богопротивное дело, споить кого, поить допьяна, заманивать и приучать к пьянству.
Жив курилка! Века идут, и водочный ручей набухает рекою, не пересыхает, как речки-невелички. Стало быть, подпитывается старательно, умело, неустанно. На "пьяной" копейке издавна держался бюджет Российской державы.
* * *
- Алаверды, Елена Ивановна, - это опять Жора, - у Фили ели, пили, да Филю же и побили.
* * *
Потом я прочту Владимира Ивановича Даля как бы комплексную поговорку - по дням недели по тому же поводу, какой подала Елена Ивановна.
В воскресенье братина,
в понедельник хмелина,
во вторник похмелье,
в среду на оскомину,
в четверг горещап,
в пятницу поклоняться,
в субботу не работа.
Словарный состав Древней Руси не одними блинами да пирогами пахнет. Он еще и в слезах купается.
В жизни случаются невероятные совпадения: в далеком-далеком будущем, когда станет издаваться неведомая В.И. Далю газета "Комсомольская правда", в ее номере за 27 мая 2015 года прочитаю анекдот.
"Когда Далю нужны были новые слова для его толкового словаря "Живаго великорусского языка", он приезжал в деревню, разбивал на глазах у мужиков пару бутылок водки, а потом стоял и до вечера записывал..."
Выходит, жив курилка.
* * *
А наши мужики в такие лингвистические тонкости не лезут и нам не велят.
- Будем пить до утра и кричать "гип-гип-ура!"! - самая интеллигентная речовка у начинающих и созревших алкоголиков.